Страдание святого священномученика Фоки, епископа Синопского

Дни памяти

 

4 августа — Перенесение мощей

5 октября

 

Сщмч. Фока (†117) – епископ Синопский, обратил многих язычников к вере Христовой. При императоре Траяне принял мученическую смерть: после жестоких пыток был заперт в раскаленной бане. В 404 году его мощи перенесены в Константинополь.

 

В городе Синопе1 жил некий муж, по имени Памфил, с женою своею Мариею; они были родителями блаженного Фоки. С юного возраста святой сподобился получить такую благодать Святого Духа, что изгонял из людей бесов и исцелял недуги. Когда Фока возмужал, то за свою добродетельную жизнь был избран епископом в родном городе и ревностно стал пасти своих словесных овец; поучая их словом, он назидал их своим примером; проводя и прежде добродетельную жизнь, он, приняв сан епископа, еще более стал подвизаться, так что все, видя его добрые дела, прославляли Отца Небесного. Многих людей он удержал от заблуждений, многих язычников отклонил от идолопоклонства и привел к почитанию Единого Бога. Господь благоизволил сподобить мученического венца Своего верного раба и возвестил о сем ему в видении, следующим образом: с высоты прилетел голубь, державший в клюве венок из цветов; сей венок он возложил на голову блаженного и проговорил человеческим голосом:

– Чаша твоя уже наполнилась, тебе подобает ее выпить.

Из сего видения святой Фока уразумел, что ему предстоит пострадать за Христа. Мы же узнаем из сего то, что он был великим угодником пред Богом, ибо, еще будучи в теле, он сподобился быть увенчанным с неба. Так преблагой Бог возносит своих угодников, удостаивает их славы и чести и возлагает на главы их венцы. Святой Фока по своей душевной и телесной чистоте был истинным женихом небесным: небо восхотело сочетаться с ним и возложит на него венец; но сей венец был предзнаменованием венца лучшего, – в чертоге Спасителя, коим он должен венчаться вечно и в нем явиться на брак небесный. После сего славного знамения Фока, в царствование Траяна, был предан на мучение правителем Африканом; сей властитель долго принуждал его принести жертву идолам, но святой предпочел самого себя принести в жертву Богу. Он не исполнил приказания князя – не хотел воздать произведению рук человеческих чести, подобающей Единому Богу, сидящему на херувимах; тогда князь приказал привязать святого к дереву и мучить его. Всё тело его было покрыто ранами; подобно тому, как нападают на труп голодные хищные птицы и, пожирая, рвут его на части: так мучители терзали чистое тело страдальца Христова. Но всё сие святой Фока претерпел мужественно; с высоты он слышал голос, укрепляющий его; призывая Иисуса Христа, он переносил муки, презирая все страдания. Он не щадил своей плоти ради Того, Кто не пощадил Себя и пострадал за нас на кресте; сие страдание было для святого Фоки как бы райской прохладой: так мужественно переносил он муки, исповедуя имя пострадавшего за нас Господа. Ничего не было невыносимого для верного раба, страдавшего за своего Владыку. Если бы даже со всего мира собрались на него мучители, если были бы изобретены все муки, то и тогда он готов был бы всё претерпеть за возлюбленного своего Господа, взывая вместе с пророком Давидом: «Готово сердце мое, Боже» (Ис.107:2). Мучители положили его на сильно раскаленный лист железа, но железо тотчас остыло, ибо сердце святителя горело любовью к Богу, и сей духовный огонь победил силу огня чувственного. И во всех мучениях, сколько их ни могли придумать для него, святой Фока оказался победителем: ибо вокруг него являлись воинство ангельское и неизреченный свет божественный. В темницах просвещал его свет божественный. В темницах просвещал его свет небесный, в узах он веселился надеждою небесной свободы, в скорбях утешался ангелами, в ранах был укрепляем Иисусом Христом. После многих и различных мучений его бросили в разожженную баню, где он, молясь, предал дух свой в руки Божии2 и сподобился получить венец победителя в церкви торжествующих. Его святое тело было с почестями погребено верующими и при его гробе совершались многие чудеса3.

 

Кондак, глас 6:

Яко архиерей принося отче жертвы, на конец себе принесл еси жертву живую, свидетельствовав законно о Христе Бозе, от ангел укрепляемь, на смерть изволяя сый с вопиющими тебе: прииди Фоко с нами, и никтоже на ны.

________________________________________________________________________

1 Город Синоп – на южном берегу Черного моря.

2 Кончина священномученика Фоки последовала в 117 году.

3 22 июля празднуется перенесение его честных мощей из Понта в Царьград.

 

Житие и страдание святого мученика Фоки, именуемого верторадарем1

В том же городе Синопе, но в другое время, жил иной Фока; он устроил себе сад близ моря и, посадив в нем

различную зелень, продавал ее, доставая таким образом пропитание и самому себе, и нищим. Часть зелени из своего сада он клал при дороге, чтобы ее могли брать все прохожие; ибо он отличался великой любовью к ближним и страннолюбием, и более благоустроял вертоград в душе своей, чем – вещественный: процветая благочестием и питая в своем сердце чистые мысли, он приносил плоды добродетелей, так что его святая душа могла называться вертоградом Святого Духа, как говорится в Писании: «запертый сад – сестра моя, невеста» (Песн.4:12); и еще: «плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал.5:23).

Блаженный Фока был так огражден добродетелями, что древний тать – диавол, похитивший блаженство в райском вертограде у праматери нашей, не мог похитить добродетели у святого Фоки. Святой ревностно стремился к своему спасению, со страхом внимая словам Апостола: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Пет.5:8). Так подвизался святой, и слух о благочестивой его жизни прошел между людьми. Добродетель, как горящая свеча, не может утаиться, но и в темноте ночной сияет издалека; так и святой Фока как бы среди тьмы сиял своим благочестием среди людей неверующих и развращенных, приводя многих к познанию света. Слух о святом дошел и до нечестивого князя сей страны. Князю рассказали, что Фока не только сам верует в Распятого, но и других обращает к Нему вслед за собою. Тогда князь послал своих слуг, чтобы они убили раба Христова; те немедленно отправились, и стали искать Фоку, чтобы предать его смерти.

Их встретил сам Фока и спросил:

– Кого вы ищете?

Они отвечали:

– Мы отыскиваем Фоку.

Тогда Фока сказал:

– Ступайте ко мне, господа мои, я вам расскажу о нем.

С сими словами он привел их к себе в дом и угостил их, ибо так подобает поступать с врагами своими, согласно словам Писания: «Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою» (Притч.25:22).

Когда же слуги вкусили вина, Фока спросил их:

– Для чего вы ищете сего человека?

Тогда они рассказали ему тайну:

– Мы ищем его, чтобы предать на мучение, ибо князь послал нас убить его за то, что он не покланяется богам нашим, а почитает Распятого.

Фока стал просить их:

– Прошу вас, господа мои, подождите до утра в моем доме, угощайтесь и пейте, а завтра я предам его вам: ибо никто не знает его лучше меня; он живет недалеко отсюда; теперь он куда-то ушел, но скоро придет; тогда я вам отдам его в ваши руки.

Посланные согласились и стали пировать в доме святого Фоки. Он же в сие время устроил в своем саду гроб, приготовил всё необходимое для погребения, раздал нищим свое имение и всю ночь пребывал в молитве, приготовляясь к смерти. Когда наступило утро, посланные князем слуги встали и спросили его:

– Здесь ли Фока, коего ты хотел предать в наши руки?

Святой же с радостью отвечал им:

– Здесь, господа мои, – делайте с ним, что хотите.

Тогда слуги спросили:

– Где же он?

Блаженный отвечал:

– Я – Фока, которого вы ищете, я раб Иисуса Христа… Я – отрекаюсь от ваших мерзких богов, умертвите меня.

Услыхав сие, посланные удивились; они почувствовали стыд и не хотели обагрить рук своих кровью сего человека, ибо он так радушно принял их и угостил; они хотели уйти и сказали ему:

– Мы скажем князю, что всюду искали Фоку, но нигде не нашли.

Но он стал просить их, схватил их за ноги и умолял, чтобы они исполнили то, что им повелено, говоря:

– Ничем вы меня так не вознаградите за мое гостеприимство, как тем, о чем я прошу вас; ибо чрез сие вы избавите меня от уз плоти, и я могу соединиться с желанным Христом.

Так святой Фока стремился освободиться от уз тела и жить со Христом. Так сильно желал он пролить свою кровь за Христа; столь великую он имел любовь к Богу, что говорил:

– «Милость Твоя лучше, нежели жизнь» (Пс.62:4).

Итак он умолил слуг и принял венец мученический; будучи усечен в главу мечом, он перешел от земли к небу2. Его святые мощи были погребены в приготовленном им самим гробе. Впоследствии, когда еще более просияло в тех странах благочестие, над гробницей мученика была выстроена церковь во имя его. И многие верующие почерпали благодать от святых мощей Христова страдальца, одни получали исцеление от болезней, другие – утешение в печалях, иные же получили помощь в бедах молитвами святого мученика Фоки. Не только в городе Синопе, но и по всей вселенной, на земле и на море, всем с верою призывающим его имя и вручающим себя его молитвам, святой являлся великим благодетелем в нуждах и скорым помощником. У мореплавателей было обыкновение призывать на помощь святого Фоку; ибо много раз он являлся им: то ночью, когда поднималось волнение, он будил спящего рулевого; то видели, что он сам поднимал паруса; иногда его замечали на носу корабля; иногда он являлся ходящим по морю. Имя святого Фоки прославляли на многих кораблях, плававших по Черному и Адриатическому морям и по океану; вместо обычных своих песен моряки стали воспевать похвальные песнопения в честь святого Фоки, так что всякий час его имя было на устах мореплавателей. Не только в бедствиях, но и среди удовольствий они вспоминали святого Фоку. У них был такой обычай: когда они сидели за трапезой или за каким-либо угощением, то отделяли часть пищи или пития в честь святого Фоки. Кто-нибудь из присутствовавших за трапезой покупал сию часть, и вырученные от продажи деньги собирались в особую кружку. Так каждый день уделяли часть своей трапезы святому, и один после другого покупал сию часть: сегодня один, завтра другой, потом третий, – начиная с первого и до последнего, все по очереди покупали ту часть и собирали за нее деньги. Когда же они выходили на берег, то деньги, собранные от продажи сих частей, раздавали убогим, недужным, сиротам и странникам.

Сей обычай хранился много лет до того времени, пока враги святого Креста, попущением Божиим за наши грехи, не взяли все сии страны3; они весьма сильно стали утеснять святую веру и уменьшили число христиан. Однако же и теперь святой Фока, общий заступник всех, не перестает помогать плавающим в море мира сего; он приводит нас к небесному пристанищу, усердно молясь за нас Господу. Да избавимся же мы молитвами сего мученика Христова от всякого потопления, волнения и бури, ныне, всегда и во веки веков. Аминь.

________________________________________________________________________

1 Вертоградарь – содержатель сада или огорода, садовник.

2 Сие было около 320 года.

3 Здесь разумеются магометане – турки. В 1214 г. Синоп подпал власти сельджукских турок, а спустя 2.5 столетия он снова был завоеван (в 1461 г.) магометанами (османскими турками), именно Магометом II, завоевавшим Константинополь и основавшим на развалинах Византийской империи Турецкую (магометанскую).

 

Житие святого пророка Ионы

Святой пророк Иона был сын Амафиин и происходил из города Гафхефера1. Матерью его была, по преданию, та самая вдова Сарептская2, которая во время голода давала пищу пророку Илии и сама кормилась чрез него, ибо мука в кадке ее не истощалась и масло в кувшине не убывало до того дня, пока Господь послал дождь на землю. Между тем Иона, тогда еще малый отрок, разболелся и умер; тогда вдовица сказала Илии:

– Что я сделала тебе, человек Божий? Ты пришел ко мне вспомянуть грехи мои и наказать меня смертью сына.

Он же сказал ей:

– Дай мне сына твоего.

Взяв у нее отрока, Илия отнес в горницу, в которой жил, и положил его на свою постель; потом воззвал он ко Господу и сказал:

– Господи Боже мой! неужели Ты и вдове, у которой я пребываю, сделаешь зло, умертвив сына ее?

И, дунув трижды на отрока, он стал молиться:

– Господи Боже мой! Да возвратится душа отрока сего в тело.

Господь услышал молитву святого пророка Своего и сотворил по его молению: душа отрока возвратилась в тело, и он воскрес.

Достигнув совершеннолетнего возраста, Иона проводил добродетельную жизнь и неуклонно исполнял все заповеди Господни. Он настолько благоугодил Богу, что, по преданию, сподобился вскоре пророческого дара и предрек, среди других предсказаний, о страданиях Господних, о запустении Иерусалима и о кончине мира.

– Когда, – говорил он, – услышите камень, вопиющий тонким и жалобным голосом, когда от древа будет возноситься вещание к Богу, тогда приблизится спасение и все народы пойдут в Иерусалим на поклонение Господу; Иерусалим же, наполненный зверями, будет в мерзости запустения: тогда наступит кончина всему живущему.

Получив от Бога свыше дар пророчества, Иона выступил на общественное пророческое служение вслед за пророком Елисеем, являясь продолжателем его дела, как сам Елисей был продолжателем дела Илии, – одного духа с ним. Древнее иудейское предание называет святого пророка Иону учеником Елисея3, принадлежавшим к той школе сынов пророческих, во главе которой стоял сначала пророк Илия и потом Елисей; Иона был одним из сынов пророческих, посланных Елисеем для помазания Ииуя на царство Израильское4. По смерти Елисея, Иона заступил его место. Чтобы вдохнуть мужество царю Израильскому Иеровоаму в предстоявшей ему войне с сильным сирийским царством, пророк Иона, получив о том повеление от Бога, предсказал ему великие успехи в сей войне, и Иеровоам, по его глаголу, восстановил пределы Израильского царства от Емафа до Мертвого моря, возвратив, таким образом, древние области своего царства, отторгнутые сирийцами5.

В царствование того же Иеровоама, Иона был призван к новому служению. Он получил от Бога повеление идти для проповеди покаяния к нечестивым и враждебным по отношению к израильтянам иноплеменникам.

– Встань, – повелел ему Господь, иди в Ниневию – город великий6 и проповедуй в нем, ибо злодеяния его дошли до Меня.

Но пророк не исполнил повеления Божия. Он думал, что Бог, как благой и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый, умилосердится над ниневитянами, если они покаются в своих грехах. Посему он боялся, что пророчество его о погибели Ниневии не сбудется, и его сочтут за обманщика, и самое имя Бога Израилева подвергнется нареканию и укоризнам. Не хотел он в душе своей и пощады сему нечестивому городу, жители коего были столь враждебны и опасны для израильтян. В то же время чувствуя и всю тяжесть непослушания Богу, Иона, в страхе и скорби, бежал от Лица Божия. Но никто не может укрыться от Бога, ибо «Господня – земля и что наполняет ее» (Пс.23:2): кто может бежать от Того, «иже везде сый и вся исполняяй»?

Во время бегства Иона прибыл в Иоппию и нашел здесь корабль, отправлявшийся в отдаленный Фарсис7; отдав плату за провоз, он вошел на корабль и отправился в далекий путь. Но Господь, желая вразумить раба Своего, воздвиг сильный ветер, и на море поднялась великая буря. Сильные волны бросали корабль из стороны в сторону, так что он готов уже был разбиться. Ужас объял корабельщиков, и они стали взывать каждый к своему богу, кто какого чтил и считал своим хранителем. В то же время, желая облегчить корабль от излишней тяжести и тем уменьшить угрожавшую опасность, они начали выбрасывать кладь в море. Один Иона оставался праздным; он спустился во внутренность корабля, лег там и крепко заснул.

Между тем пришел к Ионе кормчий и, найдя его спящим среди такой опасности, разбудил его и с ужасом говорил ему:

– Что ты спишь? встань, воззови к Богу твоему: может быть, Бог вспомнит о нас, и мы не погибнем.

Но буря не утихала и опасность от нее не уменьшалась. Тогда корабельщики сказали друг другу:

– Пойдем, бросим жребий, чтобы узнать, за кого постигло нас сие бедствие.

Они бросили жребий , и пал жребий на Иону. Тогда спросили его:

– Скажи нам, за что постигло нас сие бедствие? Какое твое занятие, откуда идешь ты, где твоя страна и из какого ты народа?

Иона сказал:

– Я – евреянин, чту Господа Бога небес, сотворившего море и сушу.

Затем он поведал им о своем преслушании воли Божией и о том, как, согрешив пред Богом, он убоялся и ныне бегает от лица Божия. Услышав сие, корабельщики сильно устрашились и ужаснулись его преступлению Божественной воли, восклицая:

– Зачем ты это сделал?

Несмотря на выпавший на Иону жребий, обрекший его на смерть и на грозящую им гибель, они не захотели исполнить над ним приговора, как по своему человеколюбию, так и по страху пред всемогущим Богом Израилевым, воздвигшим на них бурю за преслушание Ионы. Видя в последнем посланника сего бога, они стали спрашивать его:

– Что сделать нам с тобою, чтобы море утихло для нас?

Буря же не прекращалась, и волнение становилось всё сильнее. Тогда Иона сказал им:

– Возьмите меня и бросьте в море, и оно утихнет для вас, ибо я знаю, что за меня постигла вас сия великая буря.

Но корабельщики всё еще колебались, видя в Ионе необыкновенного человека и страшась оскорбить в его лице Всемогущего Бога Израилева. Они, напротив, начали усиленно грести чтобы пристать к земле, между тем как море всё продолжало бушевать против них. Тогда они решились, наконец, исполнить над Ионою приговор. Но прежде, чем сделать это, они воззвали ко Господу:

– Молим Тебя, Господи, да не погибнем за душу человека сего, и да не вменишь нам кровь невинную; ибо Ты, Господи, соделал, что угодно Тебе.

И взяли Иону и бросили его в море, и тотчас прекратилось морское волнение. Тогда все бывшие на корабле еще сильнее убедились, что буря была послана Богом в наказание за преступление Ионы, и устрашились они всемогущества Его, и, исполненные благоговения к Нему, принесли благодарственные жертвы, и дали обеты чтить Его.

Между тем пророка Иону, по повелению Божию, проглотил кит, и пробыл Иона во чреве сего кита три дня и три ночи8. Поверженный в море и поглощенный китом, Иона не мог не чувствовать смертельной скорби; но он не потерял присутствия духа, особенно, когда увидал себя невредимым: в нем явилась надежда, что Господь даст ему снова увидать свет Божий и спасет его из глубины морской. Исполненный сею надеждою, он стал молиться Господу Богу, каясь пред Господом во грехе своем. Изливая свои скорбные и покаянные и вместе с тем благодарные к Богу чувства, Иона так взывал из чрева китова:

– Ко Господу воззвал я в скорби моей, и Он услышал меня; из чрева преисподней я возопил, и Ты услышал голос мой. Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня; все воды Твои и волны Твои проходили надо мною. И я сказал: отринут я от очей Твоих, и потоки окружили меня; все воды Твои и волны Твои проходили надо мною. Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя. До основания гор я нисшел, земля своими запорами на век заградила меня; но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада. Когда изнемогла во мне душа моя, я вспомнил о Господе, и молитва моя дошла до Тебя, до храма святого Твоего. Чтущие суетных и ложных богов оставили Милосердного Благодетеля своего. А я гласом хвалы принесу Тебе жертву; что обещал, исполню: у Господа спасение9.

Молитва Ионы была услышана: милосердный Господь наказал раба Своего за преслушание Божественной воли, но не желая его смерти, повелел, чтобы кит изверг Иону на сушу. Увидав дневной свет, небо, землю и море, Иона горячо возблагодарил Бога, избавившего его от смерти.

После сего вторично было слово Господне ко Ионе.

– Встань, иди в великий город Ниневию, и проповедуй в ней то, что Я уже повелел тебе.

Тогда Иона встал и пошел в Ниневию. Ниневия же была городом великим, на три дня пути в окружности. И начал Иона ходить по городу, сколько можно пройти в один день, и проповедовал:

– Еще сорок дней, и Ниневия будет разрушена.

Кратки и грозны были слова пророка Ионы, по-видимому решительно предсказывавшего скорую гибель Ниневии. Но жители города уразумели, что Бог, определяя их погибель, не без причины отлагает на некоторое время исполнение сего определения, что сорок дней даются им. без всякого сомнения, для покаяния, – и поверили слову, возвещенному им от Бога чрез пророка Иону. Они объявили пост и оделись во вретище, все – от большего из них до малого. Проповедь Ионы дошла и до самого царя могущественной Ниневии; – он встал с престола своего, снял свое царское облачение, оделся во вретище и сел на пепле10. Потом он повелел провозгласить по всей Ниневии от имени его, царя, и вельмож, чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбище и воды не пили, и чтобы покрыты был вретищем люди и скот, и крепко вопияли к Богу, и чтобы каждый обратился от злого пути своего и от насилия рук своих.

– Кто знает, – говорили ниневитяне, – может быть, еще Бог умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев свой, и мы не погибнем.

Надежда не обманула раскаявшихся ниневитян: Бог, видя их сокрушение и подвиг покаяния, отменил Свое определение, помиловал их, и не навел на них бедствия, о котором предвозвещал устами пророка Своего.

Но если Богу приятно было видеть покаяние ниневитян и помиловать их, то Иона, еще оставшийся с прежними мыслями о непреложности пророчества и, по немощи человеческой, не постигавший беспредельного милосердия Божия, сильно огорчился скорым объявлением помилования покаявшимся грешникам. По прошествии сорокадневной проповеди, он вышел из города и, поднявшись на гору, с восточной стороны города, сделал себе там кущу и сел под нею в тени, чтобы посмотреть, что будет с городом. Но увидев, что с городом ничего не случилось, он в сильной печали, в молитве своей воззвал к Богу:

– О, Господи! не сие ли говорил я, когда еще был в стране моей? Потому я и побежал в Фарсис; ибо знал я, что Ты – Бог благой и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый. И ныне, Господи, возьми душу мою от меня; ибо лучше мне умереть, нежели жить.

И произрастил Господь Бог ночью вьющееся растение11 над головой Ионы, чтобы избавить его от солнечного зноя и вместе с тем от огорчения, ибо пророк находил в этом успокоение и своему огорченному духу. Иона мог видеть в этом указание воли Божией на то, чтобы он оставался на сем месте и ждал, что последует с городом; это могло еще питать в нем надежду, что Бог каким-нибудь чудесным образом оправдает Свой приговор о Ниневии. Вместе с тем, в явно чудесном появлении тенистого растения Иона уразумел особое о нем попечение Божие. Сердце его возрадовалось, и печаль, происходившая от мысли, что Бог оставил его, – превратилась в радование, и Иона пребывал под произросшим растением весь тот день, укрываясь от солнечного зноя.

Но радость Ионы о тенистом растении была непродолжительна. На следующий день, при появлении зари, червь, по повелению Божию, подточил растение, и оно засохло. Когда же взошло солнце, навел Бог знойный восточный ветер, и солнце стало палить голову Ионы, так что он изнемог и просил себе смерти.

– Лучше мне умереть, – говорил он, – нежели жить.

И сказал Бог Ионе:

– Неужели ты так сильно опечален тем, что растение засохло?

Иона отвечал:

– Очень огорчился, даже до смерти.

Тогда, отечески вразумляя пророка, Бог сказал:

– Ты сожалеешь о растении, над которым не трудился, и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало. Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором было более ста тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой12, и множество скота?

После сего, когда по прошествии сорока дней, погибель Ниневии не совершилась, а напротив воссияло солнце, ниневитяне усмотрели в этом знак милости Божией и прощения, вышли из города к пророку Ионе и дали ему дары для храма Иерусалимского, в благодарность за спасение. Сопровождаемый благодарностью ниневитян, которых он вовремя вразумил возвещением гнева Божия, Иона удалился с миром из Ниневии в свою отечественную землю. Пожив здесь богоугодно довольно времени, святой пророк Иона мирно скончался и был погребен в отечественном своем городе13; ныне же, предстоя на небесах Христу Богу, насыщается зрением лица Его и славит Его с пророками и Апостолами и со всеми святыми во веки14. Аминь.

 

________________________________________________________________________

1 Ион.1:1; 4Цар.14:25. Гафхефер, по свидетельству книги Иисуса Навина, при разделении земли обетованной между сынами Израилевыми по жребию достался колену Завулонову и лежал в северной части Галилеи (северная часть Палестины), по пути к Тивериаде, выше Назарета.

2 3Цар.17:14-23. Сарепта Сидонская – город финикийский, отстоявший недалеко от Сидона.

3 Елисей – знаменитый пророк израильский, ученик и преемник пророка Илии в пророческом служении (память его 24 июня).

4 4Цар.9:9-22. – Сынами пророческими назвались у израильтян ученики пророков, которые составляли из себя общества, воспитывавшиеся под непосредственным их воздействием. Хотя это и не были в собственном смысле училища, но в них, тем не менее, юноши, к тому призванные, подготовлялись к пророческому служению, и их сих средоточий распространялось религиозное образование и в народе.

5 4Цар.14:25. Отсюда определяется и время пророческого служения Ионы, относящееся к царствованию Иеровоама и предшественника его Иоаса. Следовательно Иона был одни им древнейших пророков Израиля и жил в IX в. до Р.Х.

6 Город Ниневия был главным городом ассирийцев, с которыми евреи тогда находились во враждебных отношениях. Город лежал на восточном берегу Тигра в Месопотамии. Это был многолюднейший и богатейший город в древнем мире и имел около 84 верст в окружности, что вполне соответствует библейскому определению ее в книге пр. Ионы мерою трехдневного пути (3:3), ибо путь одного дня восточных народов соответствует нашим 25-30 верстам.

7 Фарсис или Тартес – древняя финикийская колония в юго-западном углу древней Иберии (Испании) на р. Бэтис (Гвадалквивир).

8 Трехдневное пребывание пророка Ионы во чреве китовом прообразовало собою трехдневное пребывание Христа Спасителя в земле. Сам Иисус Христос так свидетельствует о прообразовательном значении пророка Ионы: «как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи» (Мф.12:39-40). Спаситель сравнивает Себя с Ионою: «Ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят его, ибо они покаялись от проповеди Иониной; и вот, здесь больше Ионы» (12:41). Так Иона в своем служении и жизни прообразовал смерть, воскресение и проповедь Иисуса Христа. Отцы церкви говорят о сем так: «Бегущий пророк взошел на корабль, Христос взошел на древо; на море восстала сильная буря, сие волнение моря есть неверие иудеев. Выпал жребий пророку быть свергнутым в море: сей жребий обозначает волю Отца, по которой Христос нисходит в пучину скорбей и смерти. Иона добровольно соглашается быть ввергнутым в море: Иисус Христос добровольно восходит на крест. Иона сходит в море с корабля: Христос нисходит со креста в гроб и в преисподнюю земли. Иона жертвует собой, чтобы спасти претерпевавших бурю: Христос умирает для спасения рода человеческого, обуреваемого волнами греховными. Пророк, взятый зверем, но не съеденный им, молится во чреве его: Иисус Христос, пораженный смертью, но не съеденный им, молится во чреве его: Иисус Христос, пораженный смертью, но не обладаемый ею, молится за всех людей. Иона невредим пребывает в чреве кита, тело Иисуса Христа неврежденно пребыло во гробе. Иона пребыл во чреве кита три дня и три ночи, – три дня и тря ночи был Иисус в сердце земли. Иона в третий день извергается неврежденным из чрева китова: Иисус Христос силою Божества своего нетленным восстает из гроба в третий день. После чудесного избавления от смерти Иона идет проповедовать покаяние ниневитянам: после воскресения Христа учение Его проповедуется язычникам. До времени бедственного плавания Ионы Ниневия не слышала проповеди покаяния и навлекла на себя гнев Божий, но после того пророк избавил своею проповедью ниневитян от гнева Господня: так единственно смертью и воскресением Христовым род человеческий, погруженный в бездну греховную, избавлен от греха, проклятия и смерти и примирен с Богом.

9 Молитвами Ионы во чреве китовом положена в основание 6-й песни канонов. Святая Церковь в плавании Ионы видит не одно прообразование страданий и пребывания во гробе Спасителя, но и подобие нашей жизни. Кораблю Ионы, застигнутому бурей и погруженному волнами, она уподобляет нашу душу, обуреваемую волнами житейского моря, потопляемую грехами, уловляему духовным зверем – диаволом. Спасительному берегу, на который выброшен был Иона, она уподобляет тихое пристанище, которое душа наша обретает в Боге. С этою мыслию она каждодневно на утрени в 6-й песни канона напоминает нам его покаянную песнь и, влагая ее в уста, возбуждает нас также пламенно молиться, как молился Иона во чреве китовом, чтобы Бог возвел от духовного тления жизнь нашего духа.

10 Это были обыкновенные у восточных народов выражения печали и сокрушения.

11 В еврейском тексте здесь стоит слово «кикайон», что обозначает собою особое тенистое дерево, в роде плюща, или, как некоторые переводят, клещевину, которая в несколько дней вырастает до высоты тенистого дерева; но также быстро может и засохнуть, так как нередко подтачивается в самом корне своем червями.

12 Под сим именем вероятнее разуметь детей первого возраста, и в таком случае число жителей Ниневии обыкновенно полагают в 645 000 человек.

13 Ум. около 800 г. до Р.Х. – О последующей за проповедью жизни пророка Ионы известно лишь из преданий, из коих древнейшие повествуют, что он скончался в отечественном своем городе, где доселе указывают его гробницу и где мусульмане построили в честь его великолепную мечеть. По другому преданию, пророк остался в Ниневии, среди развалин которой около Моссула также указывают его гробницу, составляющую предмет всеобщего благоговения христиан, евреев и магометан. Первое мнение подтверждается свидетельством 3-ей книги Маккавейской, где говорится, что Бог «Иону, когда он безнадежно томился во чреве кита, обитающего во глубине моря, невредимым показал всем его присным» (3Макк.6:6).

14 Именем пророка Ионы надписывается пятая из книг малых пророков, предметом которой служит посольство Ионы в Ниневию с проповедью покаяния. Поводом к посольству Ионы послужило не только спасение Ниневии, но и назидание самим евреям, у коих развилась тогда нетерпимость к иноплеменникам. Господь вразумляет пророка, что спасение есть достояние и язычников, и предостерегает евреев, чтобы они исправились, ибо и они могут погибнуть, если не раскаются, а место их займут язычники. Отсюда новое прообразовательное значение проповеди Иониной, предъизображавшей собою новозаветную апостольскую проповедь, призывающую в Церковь Христову все народы. на такое значение книги пророка Ионы и его самого можно находить указание в словах Самого Спасителя, Который, упрекая иудеев и особенно фарисеев в нераскаянности, неверия и невнимательности к проповеди Иоанна Крестителя о покаянии, говорит: «Ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят его, ибо они покаялись от проповеди Иониной; и вот, здесь больше Ионы» (Мф.12:41). – Книга пророка Ионы читается вся сполна за богослужением на вечерне в великую субботу наравне с другими пророчествами Ветхого Завета о воскресении Спасителя.

 

Память преподобного Ионы пресвитера

Преподобный Иона пресвитер жил в Палестине и был отцом преподобных Феодора и Феофана «Начертанных», много пострадавших за почитание святых икон от императоров иконоборцев1. Иона отличался богобоязненностью и добродетельною жизнью и особенно усердствовал в страннолюбии и других подвигах христианского милосердия. С любовью заботился он о воспитании своих сыновей; еще дома сам он обучил их книжной премудрости, более наставляя в правилах благочестия. В зрелом возрасте, приближаясь к старости, Иона, по изволению Божию, лишился своей супруги и остаток дней своих решил посвятить на всецелое и совершенное служение Богу. он удалился в прославленную подвигами преподобных иноков, уединенную лавру святого Саввы Освященного2, где ранее подвизались и его святые сыновья. Здесь он принял иноческий постриг и, подражая святой, подвижнической жизни иноков той обители, стяжал еще большую богобоязненность и со страхом соделывал свое спасение.

Иона непрестанно пребывал в строгом посте и усердных богомысленных молитвах. Молясь о себе, он не забывал и мира, который оставил, и, болея о нем душою и пламенея любовью к ближним, усердно молился Богу о христианском благоустроении, о мире святой Церкви и благочестии царей, ибо цари византийские уклонились тогда в иконоборческую церковь и возмущали мир Церкви Божией3. В таком добродетельном житии Иона достиг преклонной старости и за свою богоугодную жизнь стяжал себе от Бога благодатный дар врачевания. Мирно достигнув конца дней своих, он радостно предал святую свою и блаженную душу Господу4, к Коему всегда пламенел чистою и горячею любовью.

________________________________________________________________________

1 Память прп. Феодора Начертанного празднуется церковью 27 декабря, прп. Феофана – 11 октября. «Начертанными они названы потому, что, среди истязаний, коим они подверглись от византийских императоров-иконоборцев за иконопочитание, на них были начертаны позорные стихи об их безумии, мучительным начертанием коих посредством раскаленных игл им были выжжены лица до самых век. Прп. Феофан известен еще как писатель и творец канонов.

2 Лавра Саввы Освященного, великого подвижника V-VI века, основана им в 484 г. в пустыне близ Иордана и впоследствии приобрела великую славу, благодаря замечательному подвижничеству своих иноков, став в сем отношении образцом для других восточных монастырей. И доселе Лавра Саввы Освященного славится на востоке и пользуется всеобщим почитанием православного мира.

3 Таковы императоры византийские из современных прп. Ионе: Лев V Армянин (813-820 г.), Михаил II Балба (820-829 г.) и Феофил (829-842 г.). Иконоборческая ересь возникла в Византии в первой половине VIII века и продолжалась до половины IX (842 г.).

4 Прп. Иона пресвитер скончался в первой половине IX века.

 

Житие святого Петра, прежде бывшего мытарем1

В Африке жил один жестокосердный и немилостивый мытарь, по имени Петр; никогда он не пожалел неимущих, не имел в уме своем помышления о смерти, не ходил в Божии церкви, сердце его всегда было глухо к просящим милостыню. Но благой и человеколюбивый Бог не хочет смерти грешников, а заботится о спасении всех и неисповедимым своим Промыслом спасает каждого. Он и сему Петру явил Свою милость и спас его следующим образом.

Однажды нищие и убогие, сидевшие на улице, стали хвалить лиц, относившихся к ним с милосердием, молились за них Богу, а немилостивых укоряли; беседуя так, они заговорили и о Петре, рассказывали о том, как он жестоко поступает с ними, стали спрашивать один другого, получил ли кто когда-нибудь какую-либо милостыню из дома Петра; когда же не нашлось такого человека, один из убогих встал и сказал:

– Что вы дадите мне, если я сейчас пойду и испрошу у него милостыню?

Уговорившись, они собрали залог, а тот нищий, отправившись, стал у ворот Петра. Вскоре Петр вышел из дома. Он вел осла, навьюченного хлебами для княжеского обеда. Нищий поклонился ему и стал громко просить милостыни. Петр схватил хлеб, бросил его в лицо нищему и ушел. Подхватив хлеб, нищий пришел к своим собратьям и сказал:

– Из рук самого Петра я получил сей хлеб.

При сем он стал прославлять Господа, и благодарил Его за то, что Петр так милостив. Спустя два дня, мытарь расхворался так сильно, что даже был близок к смерти, и вот ему представилось в видении, будто он стоит на суде и на весы кладут его дела. На одной стороне у весов стояли смрадные и злые духи, по другую же сторону весов находились светлые и благообразные мужи. Злые духи принесли все злые дела, какие совершил Петр мытарь в течение всей своей жизни с самых юных лет, и положили их на весы; светлые же мужи не находили ни одного доброго дела Петра, которое можно было бы положить на другую сторону весов; посему они были печальны и с недоумением говорили друг другу:

– Нечего нам положить на весы.

Тогда один из них сказал:

– Действительно, нам нечего положить, разве только один хлеб, который он подал ради Христа два дня тому назад и то лишь поневоле.

Они положили тот хлеб на другую сторону весов, и он перетянул весы на свою сторону. Тогда светлые мужи сказали мытарю:

– Ступай, убогий Петр, и прибавь еще к сему хлебу, чтобы не взяли тебя бесы и не повели бы на вечную муку.

Придя в себя, Петр стал размышлять о сем и понял, что виденное им было не привидение, но истина; при сем он вспомнил все свои грехи, даже те, о коих он уже забыл, – ясно представились ему все его согрешения – их-то именно злые демоны, собрав, клали на весы. Тогда Петр, удивляясь, подумал:

– Если один хлеб, брошенный мною в лицо убогого так помог мне, что бесы не могли меня взять, то насколько более щедрая милостыня, творимая с верою и усердием, помогает тем, кто не скупясь раздает свое богатство убогим.

И с тех пор он сделался в высшей степени милостив, так что даже не пощадил и самого себя. Однажды он шел в свою мытницу2. На пути встретился ему один владелец корабля: он был наг, ибо вследствие гибели своего корабля он обеднел совершенно. И вот, человек сей, припав к ногам Петра, просил его дать ему одежду, чтобы он мог прикрыть наготу свою. Петр снял с себя прекрасную и дорогую верхнюю одежду и дал ему; но тот, стыдясь ходить в такой одежде, отдал ее для продажи одному купцу. Петр, возвращаясь из своей мытницы, случайно увидел, что одежда та вывешена на торжище для продажи; сие так сильно опечалило его, что придя домой он не хотел даже вкусить пищи, но затворился, стал плакать и рыдать, говоря:

– Бог не принял моей милостыни; я не достоин того, чтобы убогий имел память обо мне.

Плача и скорбя таким образом, он немного уснул, и вот ему представился некий благообразный муж, сиявший светлее солнца; на голове у него был крест, одет он был в ту самую одежду, которую Петр отдал разорившемуся владельцу корабля; сей муж сказал Петру:

– О чем ты, брат Петр, скорбишь и плачешь?

Мытарь же отвечал:

– Как мне не плакать, господин мой, если я даю убогим из того, что ты дал мне, а они данное им снова продают на торжищах.

Тогда явившийся сказал ему:

– Узнаешь ли сию одежду, которую я ношу?

Петр же отвечал:

– Да, владыко, узнаю; она – моя; ею я одел нагого.

Явившийся сказал:

– Перестань же скорбеть, ибо одежду, данную тобою нищему, принял Я и ношу ее, как ты видишь; хвалю тебя за доброе твое дело, ибо ты одел Меня, погибающего от холода.

Проснувшись, мытарь удивился и возревновал о жизни неимущих, говоря:

– Если убогие то же, что Христос, то, клянусь Господом, я не умру, пока не сделаюсь одним из них.

Тотчас он раздал нищим всё свое имение и освободил рабов, оставив лишь одного из них; сему же рабу он сказал:

– Я хочу сообщить тебе тайну; храни ее и повинуйся мне; если же не сохранишь тайны и не будешь мне повиноваться, то знай, что я продам тебя язычникам.

На сие раб отвечал ему:

– Всё, что повелишь ты мне, господин, я должен сделать.

Тогда Петр сказал ему:

– Пойдем во святой град, поклонимся животворящему гробу Господню, и там ты продай меня кому-либо из христиан, а вырученные от продажи деньги дай убогим; тогда и сам будешь свободным человеком.

Удивился раб такому странному намерению своего господина; он не хотел повиноваться ему и сказал:

– Идти с тобою в святой град я должен, так как я твой раб; но продать тебя, господина моего, я не могу, и сего никогда не сделаю.

Тогда Петр сказал ему:

– Если ты не продашь меня, то я продам тебя язычникам, как уже говорил тебе.

И они отправились в Иерусалим. Поклонившись святым местам, Петр снова сказал рабу:

– Продай меня, если же ты не продашь меня, то я продам тебя варварам в тяжкое рабство.

Видя такое непреклонное намерение своего господина, раб должен был повиноваться ему даже против своей воли. Встретив одного известного ему богобоязненного мужа, серебряника ремеслом, по имени Зоила, раб сказал ему:

– Послушай меня, Зоил, – купи у меня хорошего раба.

Серебряник же отвечал:

– Брат, поверь мне: я обнищал, так что нечем заплатить за него.

Тогда раб предложил ему:

– Займи у кого-нибудь и купи его, ибо он очень хорош, да и Бог благословит тебя за него.

Поверив его словам, Зоил взял у одного своего друга тридцать золотых и на сии деньги купил Петра у его раба, не зная, что Петр – сам господин раба того. Последний, взяв деньги за своего господина, удалился в Константинополь, и никому не сказав, что он сделал, деньги те раздал убогим. С сего времени Петр стал служить у Зоила; ему пришлось делать то, к чему он ранее не привык: то он работал на поварне, то возил навоз из дома Зоила, то копал землю в винограднике; сими и другими тяжелыми работами он в своем безмерном смирении изнурял свою плоть. Зоил же видел, что Петр низводит благословение на его дом, как некогда дом Пентефрия получил благословение из-за Иосифа; видел он, что богатство его умножилось; посему и возлюбил Петра, и в то же время, видя его необыкновенное смирение, чувствовал уважение к нему. Однажды он сказал ему:

– Петр, я хочу освободить тебя, будь моим братом.

Петр же не хотел свободы, но предпочитал служить в образе раба; часто можно было видеть, как другие рабы ругали его, иногда даже били и всячески оскорбляли его, он же терпеливо переносил всё сие, не произнося ни слова. Однажды Петр увидел во сне лучезарного мужа, некогда явившегося ему в Африке в его одежде; сей, имея теперь в руке тридцать золотых, сказал ему:

– Не скорби, брат Петр, ибо Я Сам получил деньги за тебя; потрепи до времени, пока тебя не узнают.

Спустя несколько времени из Африки пришли поклониться святым местам некоторые сребропродавцы; Зоил, господин Петра, пригласил их к себе в дом на обед. Во время обеда гости стали узнавать Петра и говорили один другому:

– Как сей человек похож на Петра мытаря.

Услышав их разговор, Петр стал скрывать от них свое лицо, чтобы они окончательно не признали его. Однако они узнали его и начали говорить хозяину того дома:

– Мы хотим сказать тебе, Зоил, нечто важное: знаешь ли ты, что в дому у тебя служит великий муж – Петр? В Африке он был весьма видным человеком, освободил всех своих рабов; князь сильно опечален и жалеет, что Петр оставил нас; посему мы возьмем его с собою.

Находясь за дверями, Петр слышал все слова; поставив на землю блюдо, которое он нес, он поспешил к воротам, чтобы убежать; привратник был нем и глух с самого рождения своего, так что лишь по известным знакам отворял и запирал ворота.

Святой Петр, торопясь выйти, сказал немому:

– Тебе говорю именем Господа нашего Иисуса Христа: открой мне немедленно двери.

Тогда отверзлись уста немому, и он сказал:

– Хорошо, господин, сейчас открою.

С сими словами он сейчас же отворил ворота, и Петр поспешно ушел. Тогда бывший немой пришел к своему господину и в присутствии всех стал говорить; все бывшие в доме удивились, когда услышали, что он говорит; тотчас все стали искать Петра, но не нашли его. Немой же сказал:

– Смотрите, не убежал ли он, знайте, что это – великий служитель Божий; когда он подошел к воротам, то сказал мне: «Во имя Господа Иисуса Христа, тебе говорю, открой ворота». И я тотчас же заметил исходящий из уст его пламень, который коснулся меня, и я стал говорить.

Все немедленно отправились по следам Петра, но не настигли его; всюду старательно искали его, но не нашли. Тогда все в доме Зоила возрыдали и говорили: «Как это мы не знали, что он такой великий служитель Божий?» И прославляли Бога, имеющего многих сокровенных рабов Своих. Петр же, убегая от человеческой славы, скрывался по тайным местам до самого своего преставления3.

Слава Господу во веки. Аминь.

________________________________________________________________________

1 Мытарь – сборщик податей.

2 Мытница – место, где собирались пошлины или подать.

3 Святой скончался в VI веке в Царьграде.

 

Преподобный Макарий Жабынский, Белевский чудотворец († 1623)

Память его празднуется 4 февраля (ст. стиль 22 янв.) в день преставления, 5 октября (ст. стиль 22 сент.), службой святому и вместе с Собором Тульских святых

 

Жабынскии монастырь был воздвигнут в 1585 г. недалеко от города Белева и много пострадал от татарских и польских нашествий. Прп. Макарий был его возобновителем. Однажды в Смутное время он встретил польского солдата, который заблудился в этой безводной местности и изнемогал от жажды. Преподобный ударил жезлом своим о землю, извел источник и напоил жаждущего. Через несколько лет он отказался от настоятельства, принял схиму и поселился около этого источника. В ночь на 22 января 1623 г. он скончался 84 лет от роду. Память о нем была забыта, но в 1814 г.святые мощи его были обретены нетленными. В начале XX в. прп. Макарий исцелил ребенка, страдавшего водянкой головы, а также оставленного врачами безнадежно больного, которого по его просьбе опустили на простынях в чудотворный источник.

В 1902 г. почитание прп. Макария было восстановлено.

 

• Преподобный родился в царствование Иоанна Грозного. Жабынская Введенская пустынь (Макарьевская пустынь) была им основана после принятия схимы. Расположилась она в 5 верстах от г. Белева при впадении р. Жабынки в Оку. Некогда Белев был центром Белевского княжества, потом уездным городом, ныне районный центр Тульской обл. (Тульская епархия).

• В 1895 г. освящен был храм во имя прп. Макария, мощи которого почивают здесь под спудом.

 

Монахиня Таисия. Русские Святые

 

Тропарь преподобного Макария Жабынского, Белевского чудотворца, глас 4

От мирскаго жития изшед / в тихое пристанище жизни иноческия, преподобне Макарие, вшел еси, / в нейже добре подвизався, душу твою добродетельми превысокими обогатил еси, / и явился еси добр пастырь и учитель иноческому собору, / емуже и обитель возградил еси, / таже в безмолвие вшед и Боговидения сподобився, ко Господу преставился еси, / Иже даром чудес тя обогати. / Егоже ныне моли, / да спасет верою и любовию почитающих святую память твою.

 

Кондак преподобного Макария Жабынского, Белевского чудотворца, глас 8

Житие чистое, терпение, кротость и любовь нелицемерну,/ воздержание совершенное,/ умиление Божественное,/ веру же и надежду истинну и милосердие стяжав,/ равноангельно, Макарие, на земли пожил еси/ и на Небеси Богови с лики Безплотных предстоиши./ С ними же, святе, молися/ мир Российстей Церкви даровати/ и душам нашим велию милость.

 

Иона Яшезерский, преподобный

Преподобный Иона был родом из селения Шокши, находящегося в 16 верстах к северу от основанной им Яшезерской пустыни. Местность, в которой стоит Яшезерская обитель, представляет собой каменистую пустыню. Начало основания обители было положено прп. Ионой в конце царствования Иоанна Васильевича Грозного (1533–1584). Тогда устроена была в монастыре деревянная церковь в честь Благовещения Пресвятой Богородицы с приделом во имя свт. Николая Чудотворца. Около того же времени к прп. Ионе собралось восемь человек братии, чтобы разделить его пустынные труды и подвиги.

Много трудился прп. Иона над устроением обители. Своими руками выкопал он канаву из Яшезера в соседнее озеро Сенное для большего удобства рыбной ловли. По нуждам обители и ради ее пользы преподобный ездил верхом на лошади по глухим тропинкам окрестностей. Хранятся и доныне в монастыре две дорожные верховые кожаные сумы прп. Ионы. Сам подвижник вытачивал из дерева некоторые сосуды, употребляемые при богослужении. Напоминанием о таких трудах его служит выточенный им из карельской березы ковш для употребления под теплоту, также хранящийся в обители.

Слава, которую стяжал прп. Иона святостью жизни и неусыпным попечением об устроении обители, привлекла знатных покровителей и вкладчиков. В Яшезерскую пустынь при жизни преподобного жаловали различные предметы, чаще всего богослужебные книги: великая государыня инокиня Марфа Иоанновна, царь Василий Иоаннович Шуйский (1606–1610), кроме книг наделивший обитель пашенными, сенокосными, лесными и рыболовными угодьями.

Прп. Иона заслужил трудами и подвигами своими любовь и уважение от Соловецких игуменов Иакова (1581–1597) и прп. Иринарха (1613–1626; память 17/30 июля), а также от митрополита Новгородского Исидора (1603–1619), много также жертвовавших в бедную пустынную обитель. В 1628 г. в Яшезерском монастыре было уже два храма: прибавилась теплая с трапезной церковь в честь Преображения Господня.

Время кончины прп. Ионы точно не известно. Вероятно, она последовала в конце XVI или в начале XVII столетия. Мощи святого почивают под спудом в часовне под монастырской колокольней. Память его совершается местно.

профессор Сергей Иванович Смирнов. Жития русских святых

 

Священномученик Феодосий Бразский, митрополит

Сщмч. Феодосий Бразский, молдавский митрополит XVII века, бесстрашно обличил господаря Думитрашку Кантакузино за жестокость и союз с татарами, за что был свергнут и заточен. После освобождения он удалился в Бразский монастырь, где много сделал для его благоустройства. В 1694 году во время татарского набега мучители, пытавшиеся выведать место сокровищ, после жестоких пыток обезглавили святителя. Его мощи были обретены в 1842 году.

 

Священномученик Феодосий Бразский родился в первой половине XVII века близ Бразского монастыря в семье резешей (вотчинников) святого воеводы Стефана Великого. В 18-летнем возрасте он поступил в монастырскую братию той обители. Монашество принял в Богданском монастыре (в нынешнем Бакэуском жудеце).

Как благочестивый и разумный монах, обладавший знанием Священного Писания и некоторых святоотеческих трудов, в 1669 году был избран епископом Радовецким. Часто ходил на поклон на гробницу святого Стефана Великого в Путненской обители, где он зажёг негасимую лампаду.

В 1671 году был переведён на Романскую епископию.

В 1674 году, во время ухода святителя Досифея Молдавского в Польшу, был избран на престол митрополита Молдавского. В то время Молдавский господарь Думитрашку Кантакузино, взимавший с населения непомерные налоги, окружил себя татарами чтобы обезопасить свою власть. Владыка бесстрашно обличил правителя, назвав наёмных татар «семенем антихриста». За это разгневанный Думитрашку согнал митрополита с престола и заточил его в Ясском Саввинском монастыре.

Вскоре митрополит Досифей возвратился из Польши и выпустил Феодосия из заточения. После этого святитель Феодосий удалился на покой в Бразский монастырь. Здесь он построил храм во имя святого Георгия; ввёл новый монашеский устав для дневных и ночных служб; наделил монастырь пашней, виноградниками, садами, лесами и водяными мельницами. Также бывший митрополит заботился и о Богданском монастыре, сподвигнув логофета Соломона Бырлэдяну возвести новые монастырские постройки.

В то время Молдавия особенно страдала от разорительных набегов татар, и в 1694 году такому набегу подвергся Бразский монастырь. Мучители жестоко истязали святителя, пытаясь вызнать, где спрятаны монастырские сокровища. Владыка Феодосий не открыл им тайного места, и в конце концов они отсекли ему голову. Монахи вместе с местными селянами погребли мощи священномученика в Георгиевской церкви монастыря.

Впоследствии Георгиевский храм Бразского монастыря был разрушен землетрясением. В 1842 году бразский иеросхимонах Димитрий выкопал честные останки святителя Феодосия и перенёс их в пещерный храм Воскресения Лазаря, в котором отец Димитрий совершал литургию. С тех пор мощи были окружены большим почитанием в обители. После закрытия Бразского монастыря по указке коммунистических властей в 1959 году настоятель обители Феодосий (Филимон) свидетельствовал, что и в его время, и до него верующие приходили к могиле святого с молитвенными прошениями. Торжественное прославление митрополита Феодосия в лике священномучеников было совершено в Румынской Православной Церкви 5 октября 2003 года. Его память была определена на 22 сентября.

Решением Священного Синода Русской Православной Церкви от 21 августа 2007 года имя святителя было включено в месяцеслов Русской Церкви.

По материалам сайта: https://azbyka.ru/days/sv-feodosij-brazskij

 

Блаженная Параскева Дивеевская

Дни памяти

27 июня — Собор Дивеевских святых

(переходящая) — Собор Нижегородских святых

5 октября

 

Блж. Параскева (в миру Ирина) родилась в начале XIX века в крепостной семье в Тамбовской губернии. После замужества и смерти супруга, пережив несправедливое обвинение в краже и жестокое наказание, она отправилась в Киев на богомолье, где духовно преобразилась. Приняв постриг, она странствовала, а затем более 20 лет жила в пещерах Саровского леса. Позже поселилась в Дивеевском монастыре, стяжав дар прозорливости. Скончалась 5 октября 1915 года, приняв перед смертью великие страдания, которые, по мнению верующих, были искуплением за души её духовных чад.

 

Блаженная Прасковья Ивановна, в миру Ирина, родилась в начале XIX столетия в селе Никольском Спасского уезда Тамбовской губернии[1]. Родители ее, Иван и Дарья, были крепостные господ Булыгиных. Когда девице минуло семнадцать лет, господа выдали ее замуж за крестьянина Федора. Покорясь безропотно родительской и барской воле, Ирина стала примерной женой и хозяйкой, и семья мужа полюбила ее за кроткий нрав, за трудолюбие, за то, что она любила церковные службы, усердно молилась, избегала гостей и общества и не выходила на деревенские игры. Так они прожили с мужем пятнадцать лет, но Господь не благословил их детьми.

По прошествии этих пятнадцати лет помещики Булыгины продали их помещикам-немцам Шмидтам в село Суркот. Через пять лет после переселения муж Ирины заболел чахоткой и умер. Впоследствии, когда блаженную спрашивали, какой у нее был муж, она отвечала: «Да такой же глупенький, как и я».

После смерти мужа Шмидты взяли ее в кухарки и экономки. Несколько раз они пробовали вторично выдать ее замуж, но Ирина решительно отказалась: «Хоть убейте меня, а замуж больше не пойду!». Так ее и оставили.

Через полтора года стряслась беда – в господском доме обнаружилась пропажа двух холстов. Прислуга оклеветала Ирину, показав, что это она их украла. Приехал становой пристав с солдатами, помещика уговорили наказать Ирину. Солдаты по приказанию станового пристава жестоко истязали ее, пробили голову, порвали уши. Но Ирина и среди истязаний продолжала говорить, что не брала холстов. Тогда Шмидты призвали местную гадалку, которая сказала, что холсты украла женщина по имени Ирина, но только не эта, и лежат они в реке. Начали искать и действительно нашли их там, где указала гадалка.

После перенесенного истязания Ирина была не в силах жить у господ-нехристей и, уйдя от них, пошла в Киев на богомолье.

Киевские святыни, встреча со старцами совершенно изменили ее внутреннее состояние – она теперь знала, для чего и как жить. Она желала теперь, чтобы в ее сердце жил только Бог – единственный любящий всех милосердный Христос, раздаятель всяческих благ. Несправедливо наказанная, Ирина с особенной глубиной почувствовала неизреченную глубину страданий Христовых и Его милосердие.

Помещик тем временем подал заявление о ее пропаже. Через полтора года полиция нашла ее в Киеве и отправила по этапу к господам. Путешествие было мучительным и долгим, ей вполне пришлось испытать и голод, и холод, и жестокое обращение конвойных солдат, и грубость арестантов-мужчин.

Шмидты, чувствуя свою вину перед Ириной, «простили» ее за побег и поставили огородницей. Более года прослужила им Ирина, но, соприкоснувшись со святынями и духовной жизнью, не смогла она оставаться в имении и бежала.

Помещики снова подали в розыск, и через год полиция опять нашла ее в Киеве и, арестовав, препроводила по этапу к Шмидтам, которые, желая показать над ней свою власть, не приняли ее и с гневом выгнали на улицу – раздетую и без куска хлеба. Приняв во время пребывания в Киеве постриг с именем Параскевы, она теперь не печалилась – она знала свой путь, и то, что помещики выгнали ее, было лишь знаком, что пришла пора исполниться благословению старцев.

Пять лет она бродила по селу как помешанная и была посмешищем не только детей, но и всех крестьян. Она выработала привычку жить круглый год под открытым небом, перенося голод, холод и зной. А затем удалилась в Саровские леса и прожила здесь больше двух десятков лет в пещере, которую сама вырыла.

Говорят, что у нее было несколько пещер в разных местах обширного непроходимого леса, где тогда было много хищных зверей. Ходила она временами в Саров и в Дивеево, но чаще ее видели на Саровской мельнице, куда она приходила работать.

Когда-то Паша обладала удивительно приятной наружностью. За время житья в Саровском лесу, долгого подвижничества и постничества она стала похожа на Марию Египетскую: худая, почерневшая от солнца, с короткими волосами – длинные в лесу ей мешали. Босая, в мужской монашеской рубахе, свитке, расстегнутой на груди, с обнаженными руками, блаженная приходила в монастырь, наводя страх на всех, не знавших ее.

До переезда в Дивеевскую обитель она некоторое время жила в одной деревне. Видя ее подвижническую жизнь, люди стали обращаться к ней за советами, просили помолиться. Враг рода человеческого научил злых людей напасть на нее и ограбить. Ее избили, но никаких денег у нее не было. Блаженную нашли лежащей в луже крови с проломленной головой. Она болела после этого год, но совершенно поправиться уже во всю жизнь не могла. Боль в проломленной голове и опухоль под ложечкой мучили ее постоянно, но она на это почти не обращала внимания, лишь изредка говорила: «Ах, маменька, как у меня тут болит! Что ни делай, маменька, а под ложечкой не пройдет!»

Когда она еще жила в Саровском лесу, проезжали мимо татары, только что обокравшие церковь. Блаженная вышла из леса и стала их ругать, за что они избили ее до полусмерти и проломили ей голову. Татарин приехал в Саров и говорит гостинику:

– Там старуха вышла нас ругала, мы ее избили.

Гостиник говорит:

– Знать, это Прасковья Ивановна.

Он запряг лошадь и поехал за ней.

После побоев у нее все зажило, но волосы заросли как попало, так что голова зудела, и она все просила «поискать».

До переселения своего в Дивеево Прасковья Ивановна часто заходила к дивеевской блаженной Пелагее Ивановне. Раз вошла она и молча села возле блаженной. Долго смотрела на нее Пелагея Ивановна да и говорит: «Да! Вот тебе-то хорошо, нет заботы, как у меня: вон детей-то сколько!»

Встала Паша, поклонилась ей и тихонько ушла, не сказав ни слова.

Прошло несколько лет. Однажды Пелагея Ивановна спала, но вдруг вскочила, точно кто ее разбудил, бросилась к окну и, высунувшись наполовину, стала глядеть вдаль и кому-то грозить.

Около Казанской церкви открылась калитка, и в нее вошла Прасковья Ивановна и прямо направилась к Пелагее Ивановне, что-то бормоча про себя.

Подойдя ближе и заметив, что Пелагея Ивановна что-то говорит, она остановилась и спросила:

– Что, матушка, или нейти?

– Нет.

– Стало быть, рано еще? Не время?

– Да, – подтвердила Пелагея Ивановна.

Низко ей Прасковья Ивановна поклонилась и, не заходя в обитель, ушла в ту же самую калитку.

За шесть лет до смерти блаженной Пелагеи Ивановны Паша вновь явилась в обитель, на этот раз с какой-то куклой, а потом и со многими куклами: нянчится с ними, ухаживает за ними, называет их детьми. Теперь она по нескольку недель, а затем и месяцев проживала в обители. Последний год жизни блаженной Пелагеи Ивановны Паша пробыла неотлучно в обители.

Поздней осенью 1884 года она шла мимо ограды кладбищенской Преображенской церкви и, ударив палкой о столб ограды, сказала: «Вот как этот столб-то повалю, так и пойдут умирать; только поспевай могилы копать!»

Слова эти вскоре сбылись – умерла блаженная Пелагея Ивановна и за ней столько монахинь, что сорокоусты не прекращались целый год, и случалось, что отпевали двух сразу.

Когда скончалась Пелагея Ивановна, то в два часа ночи ударили в большой монастырский колокол, и клиросные, у которых жила в то время блаженная Паша, переполошились, повскакивали с постелей, думая, не пожар ли. Паша встала вся сияющая и начала всюду у икон ставить и зажигать свечи.

– Ну вот, – сказала она, – какой тут пожар? Вовсе нет, а просто это у вас снежок маленько растаял, а теперь темно будет!

Несколько раз келейницы блаженной Пелагеи Ивановны предлагали ей поселиться в келлии почившей.

– Нет, нельзя, – отвечала Прасковья Ивановна, – вот маменька-то не велит, – показывала она на портрет Пелагеи Ивановны.

– Что это я не вижу.

– Да ты-то не видишь, а я-то вижу, не благословляет!

И ушла, и поселилась сначала у клиросных, а затем в отдельной келлии у ворот. В келлии была поставлена кровать с громадными подушками, которую она редко занимала, на ней покоились куклы.

От живущих с ней она непременно требовала, чтобы они в полночь вставали молиться, а если кто не соглашался, то она так расшумится, начнет воевать и браниться, что поневоле все встают ее унимать.

Первое время Прасковья Ивановна ходила в церковь и строго следила, чтобы сестры ежедневно ходили на службы. В последние десять с лишним лет некоторые правила блаженной переменились: она, например, не выходила из монастыря, да и от келлии далеко не отходила, в церковь совсем не ходила, а приобщалась дома, и то очень редко. Господь Сам ей открывал, каких ей правил и образа жизни держаться.

Напившись чаю после обедни, блаженная садилась за работу, вязала чулки или пряла пряжу. Это занятие сопровождалось непрестанной Иисусовой молитвой, и потому ее пряжа так ценилась в обители, из нее делались пояски и четки. Вязанием чулок она называла в иносказательном смысле упражнение в непрестанной Иисусовой молитве. Так, однажды приезжий подошел к ней с мыслью, не переселиться ли ему поближе к Дивееву. И она сказала в ответ на его мысли: «Ну, что же, приезжай к нам в Саров, будем вместе грузди собирать и чулки вязать», – то есть класть земные поклоны и учиться Иисусовой молитве.

Первое время по переселении в Дивеево она странствовала от монастыря на дальние послушания или в Саров, на прежние свои излюбленные места. В эти путешествия она брала с собой простую палочку, которую называла тросточкой, узелок с разными вещами или серп на плечо и несколько кукол за пазухой. Тросточкой она иногда пугала пристающий к ней народ и виновных в каких-нибудь проступках.

Однажды пришел странник и пожелал, чтобы его впустили в келлию, а блаженная была занята, и келейница не решалась ее потревожить. Но странник настаивал:

– Передайте ей, что я такой же, как она!

Удивилась келейница такому несмирению и пошла передать его слова блаженной.

Прасковья Ивановна ничего не ответила, а взяла свою тросточку, вышла наружу и начала бить ею странника изо всех сил, восклицая:

– Ах ты, душегубец, обманщик, вор, притворщик…

Странник ушел и уже не настаивал на встрече с блаженной.

Большое духовное значение имел для блаженной серп. Она им жала траву и под видом этой работы клала поклоны Христу и Богоматери. Если кто приходил к ней из почетных людей, с которым она не считала себя достойной сидеть в одной компании, блаженная, распорядившись с угощением и поклонившись гостю в ноги, уходила жать травку, то есть молиться за этого человека. Нажатую траву она никогда не оставляла в поле или во дворе монастыря, но всегда собирала и относила на конный двор. В предзнаменование неприятностей она подавала приходящим лопух, колючие шишки…

Молилась она своими молитвами, но знала некоторые и наизусть. Богородицу она называла «Маменькой за стеклышком». Иногда она останавливалась как вкопанная перед образом и молилась или становилась на колени где попало: в поле, в горнице, среди улицы – и усердно со слезами молилась. Бывало, входила в церковь и начинала тушить свечи, лампады у образов или не позволяла зажигать в келлии лампады.

Испрашивая на каждый шаг и действие благословение у Господа, она иногда громко спрашивала и тут же отвечала себе: «Надо мне идти? Или погодить?.. Иди, иди скорей, глупенькая!» – и тогда шла. «Еще молиться? Или кончить? Николай чудотворец, батюшка, хорошо ли прошу? Нехорошо, говоришь? Уйти мне? Уходи, уходи, скорей, маменька! Ушибла я пальчик, маменька! Полечить, что ли? Не надо? Сам заживет!»

В дни духовной борьбы с врагом рода человеческого она без умолку начинала говорить, но ничего нельзя было понять; ломала вещи, посуду, волновалась, кричала, бранилась. Однажды она встала с утра расстроенная и растревоженная. После полудня к ней подошла приезжая госпожа, поздоровалась и хотела беседовать, но Прасковья Ивановна закричала, замахала руками:

– Уйди! Уйди! Неужели не видишь, вон диавол. Топором голову отрубили, топором голову отрубили!

Посетительница перепугалась и отошла, ничего не понимая, но вскоре ударили в колокол, оповещая, что сейчас скончалась в больнице в припадке падучей монахиня.

Однажды пришла к блаженной девица Ксения из села Рузина просить благословения идти в монастырь.

– Что ты говоришь, девка! – закричала блаженная. – Надо прежде в Петербург сходить, да всем господам сперва послужить, тогда даст мне Царь денег, я тебе келлию поставлю!

Через некоторое время братья Ксении стали делиться, и она снова пришла к Прасковье Ивановне и говорит:

– Братья делиться хотят, а вы не благословляете! Как хотите, а уж не послушаю я вас и поставлю келлию!

Блаженная Паша, растревоженная ее словами, вскочила и говорит:

– Экая ты, девка, глупая! Ну можно ли! Ведь ты не знаешь, сколько младенец-то превыше нас!

Сказав это, она легла и вытянулась. А осенью у Ксении умерла сноха, и осталась на ее руках девочка, круглая сирота.

Однажды зашла Прасковья Ивановна к священнику села Аламасова, у которого был в то время по делам службы псаломщик. Она подошла к нему и говорит:

– Господин! Прошу тебя, возьми хорошую кормилицу или няньку какую.

И что же? Дотоле совершенно здоровая жена псаломщика захворала и умерла, оставив младенца.

Один из крестьян окрестной деревни покупал известку. Ему предложили взять несколько лишних пудов без денег; он подумал и взял.

Возвращаясь домой, он встретился с Пашей, и блаженная сказала ему:

– Аль богаче от этого будешь, что беса-то слушаешь! А ты лучше-ка живи той правдой, которой жил!..

При постройке нового собора в Дивееве игумения Александра решила не спрашивать благословения блаженной Прасковьи Ивановны.

Шло торжественное молебствие на месте закладки, когда к Прасковье Ивановне приехала тетушка игумении – Елизавета. Она была старенькая и глухая. И говорит послушнице блаженной, Дуне:

– Я буду спрашивать, а ты говори, что она будет отвечать, а то я не услышу.

Та согласилась.

– Мамашенька, нам собор жертвуют.

– Собор-то собор, – отвечала Прасковья Ивановна, – а я усмотрела:

черемуха по углам выросла, как бы не завалили собор-то.

– Что она говорит? – спросила Елизавета.

Что толку говорить, подумала Дуня, собор-то уж закладывают, и ответила:

– Благословляет.

Собор так и остался недостроенным.

Приехал в монастырь один архиерей. Она ждала, что он придет к ней, а он прошел к монастырскому духовенству. Ждала она его до вечера, и когда он пришел, бросилась на него с палкой и разорвала наметку. Он от страха спрятался в келлию матери Серафимы. Когда блаженная воевала, то была такая грозная, что всех приводила в трепет. А на архиерея, потом оказалось, напали мужики и избили его.

Как-то приехал к ней иеромонах Илиодор (Сергей Труфанов) из Царицына. Он пришел с крестным ходом, было много народа. Прасковья Ивановна его приняла, посадила, потом сняла с него клобук, крест, сняла с него все ордена и отличия – все это положила в свой сундучок и заперла, а ключ повесила к поясу. Потом велела принести ящик, туда положила лук, полила и сказала: «Лук, расти высокий…» – а сама легла спать. Он сидел как развенчанный. Ему надо всенощную начинать, а он встать не может. Хорошо еще, что она ключи к поясу привязала, а спала на другом боку, так что ключи отвязали, достали все и ему отдали.

Прошло несколько лет – и он снял с себя священнический сан и отказался от иноческих обетов.

Однажды приехал к ней из Саратова епископ Гермоген (Долганов). У него были большие неприятности – подкинули ему в карету ребенка с запиской «твоя от твоих». Он заказал большую просфору и пошел к блаженной с вопросом, что ему делать? Она схватила просфору, бросила ее о стенку так, что та отскочила и стукнулась о перегородку, и ничего не захотела отвечать. На другой день то же. На третий день заперлась и вовсе не вышла к владыке. Что делать? Сам он, однако, так почитал блаженную, что без ее благословения ехать не захотел, несмотря на то, что дела епархии требовали его присутствия. Тогда он послал келейника, которого она приняла и напоила чаем. Владыка спросил через него: «Что мне делать?» Она ответила: «Я сорок дней постилась и молилась, а тогда запели Пасху».

Смысл ее слов был, по-видимому, тот, что все нынешние скорби надо достойно потерпеть, и они в свое время разрешатся благополучно. Владыка понял ее слова буквально, уехал в Саров и там сорок дней жил, постился и молился, а в это время дело его разобралось.

Иногда Прасковья Ивановна начинала шуметь, а приходившим к ней монахиням говорила: «Вон отсюда, шельмы, здесь касса». (После закрытия монастыря в ее келлии размещалась сберегательная касса).

Как-то Евдокия Ивановна Барскова, которая и в монастырь не шла, и замуж не собиралась, пошла на богомолье в Киев. На обратном пути она остановилась во Владимире у одного блаженного купца, который принимал всех странников. Наутро он позвал ее, благословил изображением Киево-Печерской Лавры и сказал:

– Иди в Дивеево, там блаженная Паша Саровская тебе путь укажет.

Как на крыльях полетела Дуня в Дивеево, а блаженная Прасковья Ивановна во все время ее двухнедельного путешествия – шла она пешком около трехсот верст – выходила на крыльцо, аукала и манила ручкой:

– Ау, моя капанька[2] идет, моя слуга идет.

Пришла она к вечеру, после всенощной – и сразу к Прасковье Ивановне.

Мать Серафима, старшая келейница блаженной, вышла и говорит:

– Уходи, девушка, уходи, мы устали, завтра придешь, завтра придешь после ранней.

Выпроводила ее за калитку, а Прасковья Ивановна воюет:

– Вы мою слугу гоните, вы что мою слугу гоните, моя слуга пришла! Моя слуга пришла!

Утром Дуня пришла к блаженной; та встретила ее, настелила на табуретку платков, сдунула пыль и посадила ее, стала чаем поить, угощать; так и осталась Дуня у блаженной. Прасковья Ивановна сразу ей все доверила, и старшая келейница матушка Серафима ее полюбила.

Монахиня Александра (Траковская), будущая игумения, спросила Дуню:

– А ты не боишься блаженной?

– Не боюсь.

И только матушка Александра отошла, блаженная говорит:

– Это мать будет (то есть игумения. – И. Д.).

Каждую ночь в двенадцать часов Прасковье Ивановне подавали кипящий самовар.

Пила она, только когда самовар кипел, а иначе скажет «мертвый» и не пьет. Впрочем, и тогда нальет чашку и как бы забудет, она и остынет. И когда выпьет чашку, а когда и не выпьет; потом всю ночь свечи ставит, тушит… Всю ночь до утра она по-своему молилась.

Рассказывала мать Рафаила, что когда она поступила в монастырь, ей часто приходилось караулить по ночам. Издали ей хорошо была видна келлия Прасковьи Ивановны. Каждую ночь в двенадцать часов в келлии зажигались свечи и двигалась быстрая фигурка блаженной, которая то тушила, то зажигала их. Рафаиле очень хотелось посмотреть, как блаженная молится. Благословившись у дежурившей вместе с ней сестры походить по аллейке, она направилась к домику Прасковьи Ивановны. Во всех окнах его занавески были открыты. Подкравшись к первому окну, только она хотела забраться на карниз, чтобы заглянуть в келью, как быстрая рука задернула занавеску; она направилась к другому окну, к третьему; повторилось то же. Тогда она пошла кругом к тому окну, которое никогда не занавешивалось, но, и там все повторилось. Так ничего она и не увидела.

Спустя некоторое время пришла мать Рафаила к блаженной. Она приняла ее и сказала:

– Молись.

Та стала молиться на коленях.

– А теперь полежи.

И сама блаженная стала молиться. Что это была за молитва! Она вдруг вся преобразилась, подняла руки, и слезы рекой полились из ее глаз; Рафаиле показалось, что блаженная поднялась на воздух – она не видела ее ног на полу.

Еще мать Рафаила рассказывала, что за полгода до смерти ее матери она пришла к Прасковье Ивановне; та стала глядеть как будто бы на колокольню, но там никого не было.

– Летят, летят, вот один, за ним другой, выше, выше, – и руками прихлопнула, – еще выше!

Мать Рафаила сразу все поняла. Через полгода скончалась мать, а еще через полгода дедушка.

Когда Рафаила поступила в монастырь, она постоянно опаздывала на службу. Пришла она к блаженной, а та говорит:

– Девка-то хороша, да лежебока, – за тебя мать молится.

Схиархимандрит Варсонофий Оптинский был переведен из Оптиной пустыни и назначен архимандритом Голутвина монастыря. Тяжело заболев, он написал письмо блаженной Прасковье Ивановне, у которой бывал и имел к ней великую веру. Письмо это принесла мать Рафаила. Когда блаженная выслушала письмо, она только и сказала: «365». Ровно через 365 дней старец скончался. Это же подтвердил и келейник старца, при котором получен был ответ блаженной.

Когда ей заваривали чай, она норовила отнять пачку и высыпать ее всю. Высыплет, а пить не станет. Когда насыпали чай, она старалась подтолкнуть руку, чтобы просыпалось больше, и тогда чай получался очень крепкий, и она говорила: «Веник, веник», – и весь этот чай выливала в полоскательную чашку, а затем выносила на улицу. Евдокия возьмется за один край, блаженная – за другой и говорит: «Господи, помоги, Господи, помоги», – и с этим они эту чашку несут. А когда вынесут на крыльцо, то блаженная выливала ее и говорила: «Благослови, Господи, на поля, на луга, на темные дубравы, на высокие горы».

Если принесет кто варенье, старались не давать ей в руки, а если попадет, сразу же несет в уборную и переворачивает банку вверх донышком в лоханку, приговаривая:

– Ей-Богу, из нутра, ей-Богу, из нутра.

Дуня рассказывала, что блаженная очень любила ее и возилась с ней, как с подружкой. Дуня нарочно подойдет к блаженной без платка. Та тут же достанет новый платок и покроет ее. Через некоторое время она опять к ней подойдет; мать Серафима скажет:

– Дуня, ты так у нее все платки выманишь.

А Дуня раздавала другим.

Целые дни Прасковья Ивановна занималась с людьми. Келейная ее монахиня, мать Серафима, справляла за нее все правило. Прасковья Ивановна была пострижена в схиму, но читать правило ей было некогда, и мать Серафима свое монашеское правило справляла и за Прасковью Ивановну – схимническое. В монастыре матушка Серафима имела отдельную келлию и для вида у нее была постель с периной и подушками, на которую она никогда не ложилась, а отдыхала, сидя в кресле.

Они жили одним духом. И лучше было оскорбить Прасковью Ивановну, чем матушку Серафиму. Если ее оскорбишь, то к Прасковье Ивановне тогда близко не подходи.

Мать Серафима умерла от рака, болезнь была столь мучительна, что она от боли каталась по полу. Когда она умерла, Прасковья Ивановна пришла в церковь. Сестры сразу на нее обратили внимание, поскольку в церковь она редко ходила. А она им говорит: «Глупенькие, глядят на меня, а не видят, что на ней три венца», – это о матери Серафиме.

На сороковой день Прасковья Ивановна ждала, что священники придут и пропоют в ее келлии панихиду. Вечер она их ждала, а они прошли мимо, она расстроилась и говорит укорительно:

– Эх, попы, попы… прошли мимо… кадилом махнуть – и то душе отрада.

Однажды Евдокия видела сон. Прекрасный дом, комната и такие, как их называют, итальянские окна, большие. Окна эти открыты в сад, золотые яблочки необыкновенные висят, прямо стучат в окна, и все везде постлано и убрано. Видит она Серафиму, которая говорит ей: «Вот отведу я тебя и покажу место, где Прасковья Ивановна». Тут она проснулась, подошла к Прасковье Ивановне, только хочет сказать, а она ей рот закрывает…

Несмотря на множество чудес, которые видели люди за семьдесят лет со дня преставления преподобного Серафима, с открытием мощей его и прославлением были трудности. Рассказывают, что государь настаивал на прославлении, но почти весь Синод был против, поддерживали только митрополит Антоний (Вадковский) и архиепископ Кирилл (Смирнов).

В это время блаженная Прасковья Ивановна четырнадцать или пятнадцать дней постилась, ничего не ела, так что не могла даже ходить, а ползала на четвереньках.

Как-то вечером пришел архимандрит Серафим (Чичагов) и говорит:

– Мамашенька, отказывают нам открыть мощи.

Прасковья Ивановна сказала:

– Бери меня под руку, идем на волю.

С одной стороны подхватила ее мать Серафима, с другой – архимандрит Серафим.

– Бери железку. Копай направо – вот и мощи…

Обследование останков преподобного Серафима было произведено в ночь на 11 января 1903 года.

В это время в селе Ломасове в двенадцати верстах от Сарова увидели зарево над монастырем и, крестясь, побежали туда и спрашивают:

– Где это у вас был пожар? Мы видели зарево.

Но нигде не было пожара. И только потом один иеромонах тихонько сказал:

– Сегодня ночью приезжала комиссия и вскрывала останки батюшки Серафима.

У батюшки Серафима были лишь косточки, вот и смущался Синод: ехать ли куда-то в лес, мощей нетленных нет, лишь кости. Одна из бывших еще в живых стариц, знавших преподобного, сказала тогда: «Мы кланяемся не костям, а чудесам».

Говорили сестры, будто преподобный сам явился государю, после чего тот своей властью настоял на открытии мощей.

Когда было решено с прославлением и открытием мощей, великие князья приехали в Саров и в Дивеево к блаженной Прасковье Ивановне.

В это время в царской семье было четыре дочери, но мальчика-наследника не было. Ехали к преподобному молиться о даровании наследника. Прасковья Ивановна имела обычай все показывать на куклах, и тут она приготовила куклу-мальчика. Постелила ему платки мягко и высоко и уложила. «Тише-тише – он спит…»

Все, что она говорила, передавали по телефону государю, который сам приехал позже.

Евдокия Ивановна рассказывала, что мать Серафима собралась в Саров на открытие, но вдруг сломала ногу. Прасковья Ивановна ее исцелила.

Блаженной было объявлено, что, как встретят государя в игуменском корпусе, пропоют концерт, он усадит свиту завтракать, а сам придет к ней.

Вернулась мать Серафима с Дуней со встречи, а Прасковья Ивановна ничего не дает убирать. На столе сковорода картошки и холодный самовар.

Пока с ней воевали, слышат в сенях: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». И входят Николай Александрович и Александра Федоровна.

Уже при них стелили ковер, убирали стол; сразу принесли горячий самовар. Все вышли, оставили их одних, но они не могли понять, что говорит блаженная, и вскоре государь вышел и сказал:

– Старшая при ней, войдите.

И при ней состоялась беседа. Келейница рассказывала потом, что блаженная говорила Государю:

– Государь, сойди с престола сам.

Когда стали прощаться, Прасковья Ивановна открыла комод. Вынула новую скатерть, расстелила на столе, стала класть гостинцы. Холст льняной своей работы (она сама пряла нитки), початую голову сахара, крашеных яиц, еще сахара кусками. Все это она завязала в узел: очень крепко, несколькими узлами, и когда завязывала, то от усилия даже приседала, и дала ему в руки:

– Государь, неси сам.

А сама протянула руку:

– А нам дай денежку, нам надо избушку строить[3].

У государя денег с собой не было. Тут же послали и принесли, и он дал ей кошелек золота, который сразу же был передан матери игумении.

Когда Николай Александрович уходил, то сказал, что Прасковья Ивановна – истинная раба Божия. Все и везде принимали его как царя, она одна приняла его как простого человека.

Прасковья Ивановна умерла 22 сентября/5 октября 1915 года. Перед смертью она все клала земные поклоны перед портретом государя. Сама она была уже не в силах, и ее поднимали и опускали.

– Что ты, мамашенька, так на государя молишься?

– Глупцы. Он выше всех царей будет.

Она говорила про государя: «Не знаю – преподобный, не знаю – мученик».

Незадолго до смерти блаженная сняла портрет государя и поцеловала в ножки со словами: «Миленький уже при конце».

Умирала блаженная тяжело и долго. Перед смертью ее парализовало. Она очень страдала. Некоторые удивлялись, что такая великая раба Божия, а так тяжело умирает. Кому-то из сестер было открыто, что этими предсмертными страданиями она выкупала из ада души своих духовных чад.

Когда она умирала, то в Петербурге одна монахиня вышла на улицу и видела, как душа блаженной поднималась на небо.

 

Примечания

[1] Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря, Спб., 1903. Воспоминания монахини Серафимы (С. Булгаковой).

[2] Евдокия Ивановна была очень маленького роста.

[3] Новый собор.

 

По материалам сайта: https://azbyka.ru/days/sv-paraskeva-diveevskaja

 

Священномученик Вениамин (Воскресенский), Романовский, епископ

Дни памяти

(переходящая) — Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня — Собор Ростово-Ярославских святых

5 октября

10 декабря — Новомучеников и исповедников Радонежских

 

Сщмч. Вениамин (Воскресенский, 1871-1931) был хиротонисан во епископа Тутаевского, викария Ярославской епархии в 1921 году. Ревностный пастырь, он активно противостоял обновленческому расколу, за что был арестован в 1922 году и осужден на семь лет. После досрочного освобождения продолжал служение. В 1927 году последовал новый арест за критику антирелигиозной политики власти и «Декларации» митрополита Сергия. Был сослан в Казахстан. В 1930 году арестован вновь. Скончался в 1931 году в тюремной больнице Уральска после тяжелой болезни, не дождавшись приговора к десяти годам лагерей.

 

Священномученик Вениамин (в миру Василий Константинович Воскресенский) родился 15 января 1871 года в селе Переславцево Угличского уезда Ярославской губернии в семье священника. Отец Константин был одарен большими музыкальными способностями, такими же способностями оказались одаренными и его сыновья – все пятеро были регентами училищных хоров, а один из них регентом архиерейского хора. В 1877 году отец Константин основал в селе начальную школу, которая за отсутствием помещения расположилась в его доме; учительницей в ней стала его супруга, Александра Васильевна.

Первоначальное образование Василий получил в Ростовском духовном училище. С 1886 по 1892 год он учился в Ярославской Духовной семинарии, а с 1892-го – в Московской Духовной академии. Окончив академию в 1896 году, Василий Константинович в 1898 году был назначен помощником инспектора в Кутаисскую Духовную семинарию; здесь он преподавал русскую литературу и историю. В 1901 году его перевели в Тифлисскую Духовную семинарию. Оказавшись в Тифлисе, он окончил Тифлисское Императорское музыкальное училище по классу теории музыки. В 1908 году Василий Константинович был переведен в Вятскую Духовную семинарию, а через год – в Вологодскую. В 1911 году он был назначен преподавателем Священного Писания и руководителем семинарского хора в Ярославской Духовной семинарии. В то время в среде духовенства Ярославской епархии возникла идея собирать капиталы на учреждение стипендии для студентов семинарии, чтобы бедность и недостаток средств не могли быть препятствием к получению образования; идея нашла многих сторонников и стала успешно осуществляться. Василий Константинович принял деятельное участие в этом и стал активным жертвователем.

Имея большие музыкальные дарования и прекрасную профессиональную подготовку, Василий Константинович принял горячее участие в развернувшейся в те годы в церковной прессе полемике – состоять ли хору из профессиональных певцов или стремиться к церковным напевам унифицированными для всех храмов Русской Православной Церкви или оставаться местным различиям в напевах, как имеющим немалую самостоятельную ценность, так как в них зачастую запечатлелись благочестие и молитвенный настрой наших предков в большей степени, чем в некоторых произведениях, которые публиковались в нотных печатных сборниках.

Василий Константинович писал по этому поводу: «»Правильны» напевы древних, также «правильно» пение и позднейших творцов. Местные напевы не «уклонение», не «искажение» правильных печатных напевов; они такое же самостоятельное, местно-народное творчество, имеющее одинаковое право на существование, как и творчество древних… Как нередко в убогом деревенском храме, в глуши, у старца-дьячка приходится слышать порой мелодию, которая отдает такой далью времени, такой девственной простотой, такой силой чувства, на которые не променяешь иной самой модной нотной мелодии нашего времени. Не попала такая мелодия в печатную книгу случайно, только потому, что ее никто не подслушал из тех людей, которые печатают книги».

Но самой важной и существенной для Василия Константиновича в церковном пении была сторона религиозная. «Религиозная цель, – писал он, – самая главная в церковно-богослужебном пении. Религиозная цель – первая и последняя цель всего совершающегося в храме. Народ стоит и, как эхо, вторит несущимся мелодиям или же мысленно, безмолвно следит за ними и как бы складывает их где-то в душе своей, собирая запас церковных песен. С годами накапливается этот запас, образуя в конце концов знающих по памяти все общеупотребительное церковное пение. С раннего детства слышались эти мелодии, из года в год повторялись они, врезались в слух, в память. Из совокупности распевавшихся мелодий, вместе с чтением, со всем церковным распорядком, с внешней обстановкой создается годами и глубоко запечатлевается в сознании, в душе соответственный религиозно-церковный уклад представлений, образов, чувств, настроений, но где все на своем месте, все в стройном порядке, где давно проложены как бы хорошо проторенные тропинки, ведущие душу к небу, к Богу».

С проведением глубоких общественно-политических, но малопонятных крестьянам реформ, с началом войны 1914 года перед народом стало возникать все больше проблем, которые требовали объяснения, и прежде всего с точки зрения религиозной, нравственной. В 1915 году архиепископ Ярославский Агафангел (Преображенский) организовал при Ярославской кафедре проповеднический кружок, в который были приглашены наиболее авторитетные и талантливые пастыри-проповедники, преподаватели семинарии, и среди других Василий Константинович. На участниках кружка лежала обязанность произносить проповеди за богослужениями в различных храмах епархии.

В 1916 году Василий Константинович был назначен членом издательского отдела епархиального просветительского Братства святителя Димитрия, а в начале 1917 года он был приглашен принять участие в разработке проекта нового устава Братства. Помимо организации церковного хора в семинарии Василий Константинович организовал церковный хор у себя на родине в селе Переславцево.

После закрытия семинарии во время безбожных гонений в 1918 году Василий Константинович стал работать в общеобразовательной школе в городе Ярославле. В 1919 году собрание духовенства и мирян Ярославской епархии выбрало его в члены Епархиального Совета.

4 июня 1921 года съезд духовенства и мирян Тутаевского уезда избрал Василия Константиновича кандидатом на кафедру епископа Тутаевского. В 1921 году Василий Константинович был пострижен в мантию с именем Вениамин и хиротонисан во епископа Тутаевского, викария Ярославской епархии, став одним из ближайших помощников митрополита Агафангела. Тутаевская паства во владыке Вениамине обрела одного из ревностнейших архиереев, который своим истовым богослужением, праведной жизнью, дарами проповеди и рассуждения привлек к себе сердца многих верующих: они увидели в нем не столько церковного администратора, сколько самоотверженного подвижника, подобного древним архипастырям-христианам. Впрочем, это было довольно обычным явлением для двадцатых годов, когда Русская Православная Церковь гонениями стала очищаться от недостойных и малодушных людей и архипастырями становились истинные служители Христовы, восприявшие впоследствии с архипастырством и мученичество.

В июне 1922 года ОГПУ арестовало митрополита Ярославского Агафангела в надежде, что вся власть церковная перейдет к обновленцам, но православное духовенство Ярославской епархии обратилось с письмом к епископу Вениамину, в котором писало, что в отсутствие митрополита Агафангела главой Православной Церкви в епархии признают только его. Вслед за этим, летом того же года, епископ Вениамин был арестован. 15 октября 1922 года состоялось собрание духовенства и мирян Ярославля, в котором приняло участие около трех тысяч человек. Собрание заявило о своей верности православию, об отвержении обновленческого ВЦУ и постановило признавать правящим епископом владыку Вениамина. Епископ Вениамин находился в это время в тюрьме, и власти попытались обвинить его в организации собрания, но доказать это они не смогли. Владыка был обвинен в использовании религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти и приговорен к семи годам заключения. В 1922 году в связи с 5-летним юбилеем советской власти срок заключения был сокращен, и в 1926 году епископ был освобожден и вернулся к служению. Посещая часто сельские приходы Тутаевского уезда, он везде произносил проповеди. Для усиления проповеднической деятельности, в которой теперь за отсутствием школ и сосредоточивалось все церковное просвещение, он брал с собой наиболее одаренных проповедников-священников. ОГПУ через многочисленных осведомителей вело наблюдение за епископом, накапливало материалы и готовилось его арестовать.

Характеризуя Владыку, сотрудники ОГПУ писали о нем: «Хороший оратор. Выступает часто с проповедями, в которых использует всякий удобный случай для антисоветской агитации. Так 1 января 1926 года в проповеди о Царстве Божием в церкви Власия в Ярославле коснулся гражданского права, называя всякую власть насилием… Настоящее же правительство насилует совесть, что также было и в царское время.

16 января в той же церкви за всенощной в проповеди высказался, что никакая революция без Христа не будет сильна и всякая власть сначала старается о собственном благополучии, а потом только уже думает о благе народа. И вообще вся речь носила погромный характер, с целью возбуждения верующих против безбожной власти. Молящихся было много, так как вообще на его богослужения стекаются верующие.

Проезжая по Ярославскому уезду, Вениамин в феврале в селе Давыдково в течение трех дней совершал богослужения, при которых церковь была полна народом; выступая в проповедях, он не упустил случая пуститься в критику мероприятий советской власти, сопоставив Церковь, как оплот нравственности, с клубами, где детей приучают к разврату… Население восторгалось его проповедями, относясь к нему как к божеству, сравнивая его с мучениками, в связи с его прежней судимостью…

В результате гастролей Вениамина в Рыбинск, где он также выступал с проповедями, в Ярославский отдел ОГПУ в мае месяце поступило заявление от Спасской автономной общины о недопущении вторичного приезда в Рыбинск Вениамина, так как он своими проповедями будоражит верующих, натравливая одно течение на другое, и подрывает авторитет обновленчества как со стороны религиозной, так и со стороны гражданской – прозрачными намеками на благосклонное отношение власти к обновленчеству, что уже имеет политический характер. И вообще на всем протяжении церковной деятельности епископа Вениамина красной нитью проходит его борьба с советской властью на религиозном поприще, в которой через проповеди он твердо проводит свою линию едкой критики мероприятий советской власти в религиозном вопросе, с целью возбуждения умов верующих. Свою борьбу по этому вопросу он даже не особенно старается скрыть, заявляя официально, что советскую власть признает, «кроме религиозной политики».

11 июня в городе Пошехонье-Володарске, в местном соборе, во время всенощной епископ Вениамин произнес проповедь, носившую погромный характер. Содержание проповеди сводилось к резкой критике коммунистической партии, внедряющей неверие в широкие массы населения. Делая в ней ссылки на ученых… которые твердо верили и признавали Бога, и противопоставляя их коммунистической партии, называл членов последней межеумками и неучами, позволяющими себе отрицать Бога и за это навлекающими страдания на себя и на всех окружающих.

12 июня в местном соборе города Пошехонье-Володарска епископом Вениамином совершалась служба при участии местного городского духовенства, а также и духовенства окрестных сел. Всего участвовало в богослужении около 10 попов и 4 диакона. Во время богослужения архиерейский диакон на возгласах поминал царя, а именно: «Господи, силою Твоею да возвеселится царь и о спасении Твоем возрадуется зело». Присутствовало значительное число молящихся, по большей части из среды мещанства, кулачества, чиновничества, несколько рабочих и порядочное количество технических работников учреждений.

По окончании обедни епископ Вениамин обратился к народу с проповедью, произведшей на присутствующих, в особенности на женщин, очень большое впечатление, допускал в таковой антисоветскую агитацию, так как убеждал не верить «этим безбожникам, что нет Церкви, Церковь внутри нас. Будьте стойки за веру православную, не верьте этим глупцам, ибо учение их есть еретическое и приведет к гибели нашу страну…»

Во время пребывания епископа Вениамина в Пошехонье-Володарске 12 июня днем ему был устроен почетный обед в местной гостинице, на котором присутствовали все духовенство Пошехонье-Володарска, несколько священников из уезда, а также члены церковноприходских советов городских церквей.

Перед обедом епископу Вениамину была преподнесена икона Святой Троицы и 150 рублей денег от соборной общины. Здесь с приветствием Вениамину выступил бывший преподаватель Ярославской Духовной семинарии Торопов.

В своей ответной речи на приветствие Вениамин сравнил современное положение страны с Содомом и Гоморрой, говоря, что «безбожники ведут всех нас к гибели, но если найдется все же незначительное число праведников, то возможно избежать гибели…»».

Вечером 12 июня 1927 года епископ Вениамин был арестован и заключен в тюрьму в городе Ярославле. Следователь ОГПУ потребовал от епископа, чтобы тот рассказал о своих поездках по уезду, а также какого содержания проповеди он произносил в храмах и что он может ответить на разного рода свидетельства против него, которые имеются в распоряжении ОГПУ.

Владыка ответил: «Я примерно в апреле решил поехать в города Рыбинск, Пошехонье-Володарск и Мологу с целью совершения там праздничных богослужений. В город Рыбинск я прибыл 10 июня 1927 года и в тот же день выехал в город Пошехонье-Володарск и вечером 11 июня служил всенощную, во время которой говорил проповедь о научном просвещении, что полнота научного просвещения ведет к вере, а к неверию ведет недостаток такового просвещения… Никаких выпадов во время моей проповеди против советской власти и против партии ВКП(б) я не делал. После обедни в соборе 12 июня я указал как на печальное явление, что часть публики предпочла базар церковной молитве, и обратился к молящимся с призывом хранить праздники, а для труда употреблять шесть дней, данных Богом, напоминая о древнем еврейском пророке, который обличал еврейский народ за нарушение суббот. Пророк за эти нарушения предсказал гибель еврейского народа. Я сказал, что нарушение праздников грозит и нам такой же опасностью. Обращался с призывом хранить церковные уставы, в частности, говорил о постах, о религиозном воспитании детей, как основе нравственности, призывал все браки совершать с церковным благословением, обличал разводы.

Современное неверие между прочими причинами держится не оттого, что люди стали более сознательными, а наоборот, недостаточной сознательностью. В этом вопросе я СССР из всех стран вообще не выделял, и об упадке культуры в советской стране я не говорил. Распятие Христа, совершившееся две тысячи лет тому назад, продолжается все время, от первых дней и до сего времени, и будет продолжаться до конца мира, и борьба антихриста со Христом также шла, идет и будет идти. Выражения, что теперь антихристы создали гонение на Церковь, я не употреблял. Я говорил: «Борьба антихриста, то поднимающаяся, то падающая, в нашу эпоху ХХ столетия вновь усиливается». Я борюсь с неверием, среди неверующих есть люди и власти, следовательно, в этой части моя борьба, конечно, касается и их, но они не являются специальным объектом моей борьбы, а сливаются со всей массой неверующих, и в этой массе моя борьба касается их не как представителей власти, а как частных людей. И поэтому я никогда не считал, что борюсь против советской власти как власти».

10 июля 1927 года следствие было завершено, и его материалы отправлены для принятия окончательного решения в ОГПУ в Москву, которое передало дело на рассмотрение тройки при Секретном Отделе ОГПУ. 23 сентября 1927 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Вениамина к трем годам ссылки в Казахстан. Епископ Вениамин был выслан в город Джамбейт Уральской области. Впоследствии он был переведен в город Каратюбе в той же области. Находясь в ссылке, епископ активно поддерживал письменные связи со священниками викариатства и с верующими. Как часто бывает при испытании общенародном, начались разделения среди духовенства и среди верующих, основанные зачастую на личных пристрастиях. Такое разделение произошло и в Тутаеве в 1926 году. Весной, в день празднования Вознесения Господня, есть обычай в Тутаеве совершать общегородской крестный ход. Духовенство и приходы с иконами и хоругвями пошли с крестными ходами по городу; конечным пунктом была по обычаю Покровская церковь. Но настоятель ее на этот раз не вышел и не встретил крестного хода.

Епископ Вениамин, служа в Тутаеве, распорядился, чтобы вечерние службы в храмах начинали не в пять часов вечера, а в шесть, чтобы рабочий и торговый люд, кончавший работать в пять часов, мог попасть в церковь, но настоятель Покровской церкви отказался выполнить и это распоряжение епископа, вместо аргументов сказав лишь: «Мы так привыкли». Когда в 1928 году начались смущения, связанные с опубликованием декларации митрополита Сергия (Страгородского), то священник Покровского храма отделился от митрополита Сергия и призвал к тому же других.

Епископ Вениамин, разъясняя пастве свое отношение к этому поступку священника и свою позицию относительно декларации, писал из ссылки: «Церковь имеет каноны. Каноны говорят: нельзя Предстоятеля Церкви судить без суда Церкви. Если его пока нет, то пребудь в терпении и уповании, и чаянии грядущего суда; он будет или через Собор, или, по невозможности его, через консенсус, какой состоялся об обновленцах. Митрополит Агафангел, находясь в преддверии смерти, не решился выступить с судом (отделение означает именно суд) без суда Церкви. Я тоже не решаюсь и боюсь. Я повинуюсь митрополиту Сергию. Это не означает, что я соглашаюсь с декларацией… Я с ней не соглашаюсь, я против нее, я осуждаю ее. Я не «мирюсь» и не «соглашаюсь» с митрополитом Сергием и считаю его виновным, а просто повинуюсь. Я хочу быть послушным Церкви и ее канону: без суда не суди. Я боюсь выступить с судом без суда Церкви. Кто поступает лучше – предоставляю решить церковному сознанию».

Отовсюду приходили известия о закрытии храмов и об арестах священнослужителей. Становилось до очевидности ясно, что враг Христов поставил целью своей уничтожить самое христианство на русской земле. В предчувствии этого страшного будущего владыка писал своим духовным детям в Тутаев: «Поздравляю с праздником Рождества Христова! Вероятно, недолго уже нам пребывать с ликами и песнями в блеске света и риз златых в храмах Божиих. Горячее будем петь и молиться Рожденному Младенцу в эти, быть может, последние дни наших храмов». «Теснее собирайтесь под знамя храма Христова в святые дни Рождественских праздников, как на войне собираются под знамена армии в решительные моменты. Враг Христа наступает яростно на крепости Его – храмы Его».

16 октября 1928 года скончался в Ярославле митрополит Агафангел (Преображенский), при котором за богослужением поминалось только имя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра и правящего архиерея, как протест против несовместимых с церковными принципами, с точки зрения ярославского духовенства, положений митрополита Сергия, изложенных в декларации, но при этом митрополит Агафангел и его викарии заявляли, что от митрополита Сергия не отделяются и нового церковного центра не создают

На погребение митрополита Агафангела прибыл архиепископ Павел (Борисовский), назначенный митрополитом Сергием, временно исполняющим обязанности управляющего Ярославской епархией. На первом же богослужении он стал поминать митрополита Сергия, что смутило ярославское духовенство и паству, которые уже выступили не только против архиепископа Павла, но и викария Ярославской епархии архиепископа Варлаама (Ряшенцева), не возразившего против такого порядка вещей. Ярославская епархия вновь оказалась на грани раскола.

16 ноября 1928 года епископ Вениамин писал по этому поводу протоиерею Николаю Розову: «Итак, как при митрополите Агафангеле, так и теперь, по идеологии и практике Ярославской епархии, митрополит Сергий является при митрополите Петре уполномоченным представителем высшей церковной власти. Митрополит Сергий – законная власть. Если архиепископ Павел, им поставленный в Ярославль, законный епархиальный епископ, то поминание его как такового канонически обязательно.

В ином положении сам митрополит Сергий. Он является представителем высшей церковной власти де-факто, но не де-юре. Де-юре высшая церковная власть у нас митрополит Петр, двух высших властей де-юре нет. Канонически обязательно поминание митрополита Петра. О поминании помощника его канон молчит, на этом молчании основывается моральное право не поминать митрополита Сергия.

Отказывающийся поминать архиепископа Павла не может сделать этого просто явочным порядком у себя на квартире, единолично. Таковой должен мотивировать пред предлежащим церковным органом свое прекращение поминания архиепископа Павла, объявить его вину. Вина должна быть выявлена и судима установленным органом. Это первый способ. При наличном отсутствии такого органа должен быть второй способ, который предуказан на подобный случай 4 правилом I Вселенского Собора (по вопросу об избрании епископа). Чтобы отделиться от архиепископа Павла вне такого порядка, надо отделиться и от митрополита Сергия. Отделиться от митрополита Сергия весьма не просто, отделение от митрополита Сергия должно быть также закономерно. Производящий такое отделение по своему личному почину и суду действует по анархическому своеволию, не соответствующему природе Церкви, как и по провинциально-обывательской беспринципности. Нарушающий органическую стройность Церкви, «где вся благообразно и по чину да бывает» перед Богом, Церковью и совестью, таковой подлежит обвинению…

Патриарх Тихон разрешил одно время не называть его имени на церковных возглашениях. Это – «икономия», допустимая и к митрополиту Сергию. Поминание митрополита Сергия не обязательно канонически, но можно сказать, что при признании его, – морально обязательно. Но если имя его временно связывается с Декларацией, бесславящей Церковь, и поэтому вызывает смущение, то допустимо непоминание его по «икономии».

Так я понимаю дело о митрополите Сергии. Здесь мы не отделялись от него и все время не прекращали его поминовения. Декларацию я считаю пятном, запятнавшим нашу Церковь и причинившим ущерб славе Православной Церкви. Когда вышла Декларация, раздались протесты, показавшие, что Церковь, в отношении Декларации, не с митрополитом Сергием. Только очень малая часть одобрила его акт, но не вся Церковь, сохранившая свое прежнее православное лицо. Но после такого акта можно ли защищать митрополита Сергия? Здесь по канону мы требуем отделения от виновного. Но можно ли утверждать, что Декларация содержит в себе ересь? Наша Церковь об этом еще не сказала ни слова. Наблюдается по этому предмету разделение: одни одобряют или не находят ничего особенного, другие порицают, приравнивая в отдельных случаях акт митрополита Сергия к ереси, к измене Православию. Такое разнообразие суждений свидетельствует о недостатке ясности в понимании и определении подлинного качества Декларации. В большинстве взглядов Декларация составляет грех не в области догмата, а в области морали. Декларация не ересь, а скорее духовно-нравственное преступление. Но совершенства нет на земле, нет власти, которая бы не грешила. Грешит и человек власти, один более, другой менее. Но этот грех не уничтожает власти и не составляет фактора, лишающего ее носителя права быть членом Церкви. Поэтому и митрополита Сергия терпеть можно, в особенности по обстоятельствам времени, в особенности при отсутствии ясного общего голоса Церкви о подлинной духовной природе его акта, каковой взгляд быстро сложился в Церкви, например, об обновленчестве. Когда сможет высказаться такой ясный голос Церкви, тогда и последует общее суждение…

Будь Собор – несомненно, митрополит Сергий, лишенный доверия, «был бы заменен» другим, но, можно с уверенностью думать, не лишен бы был церковного общения. Нет оснований исключать его из церковного общения и теперь, а значит, нет основания совершать отделение. Так как Собора нет, то можно, по крайней мере пока, допустить его и как представителя власти – здесь может иметь место церковная «икономия». Не отделение, а скорее допустима отставка митрополита Сергия, но по обстоятельству времени нет структурной возможности произвести такую «отставку», и поэтому икономия Церкви говорит о продолжении пребывания митрополита Сергия в звании носителя власти…»

Вопрос об отношении к митрополиту Сергию продолжал и далее волновать духовенство Ярославской епархии, и владыка Вениамин написал протоиерею Александру Кудрявцеву: «Должен помянуть Митрополита[1] добрым словом – за выступление против митрополита Сергия, наложившего пятно на славу нашей Православной Церкви своей Декларацией. С некоторого времени митрополит Агафангел снова воссоединился с митрополитом Сергием – это шаг большой мудрости и мира – мира не с Декларацией, а с Заместителем. Митрополит сознавал, что в Церкви все должно быть свято. Митрополит Сергий нарушил святость, наш Митрополит протестовал. Отделившись же, сам поступил вопреки канонам. Он увидел это и не устыдился перед всеми признаться. В этом он проявил большое смирение и послушание Церкви и Ее канонам. По одной причине Церковь разрешает отделяться – в случае ереси Епископа, осужденной Святыми Соборами. Чтобы отделиться от митрополита Сергия, надо приравнять Декларацию к этой ереси. Кто будет приравнивать? Каждый, кому покажется, что это ересь? Так нельзя. Ведь ужели каждая романовская тетушка может быть богословом или канонистом? Должен быть общий голос Церкви относительно Декларации. Такого общего голоса Церкви не имеем. Идет наоборот – разнообразие суждений. Господь правит Церковью. Он не попустит падения Церкви. Наш долг – с упованием и смирением ожидать с терпением общего суда и голоса Церкви о митрополите Сергии и не нарушать церковного единства и мира. От нашего смирения, терпения и ожидания не умалится православие нашей веры. Проходили иногда десятилетия, пока выяснялся церковный вопрос. Не станем спешить и мы, от поспешности произойдут распри и разделения, а радоваться им будет третий. Поминание архиепископа Павла, если он останется, – канонически обязательно, как поминание митрополита Петра. Поминание митрополита Сергия канонически не обязательно. О молитве за него может быть речь только по моральным основаниям…»

Из епархии к владыке все время приходили скорбные известия о закрытии храмов, так что и целые города с тысячами православных людей оказывались лишенными богослужения.

1 декабря 1928 года епископ Вениамин писал в Пошехонье-Володарск: «Приношу Вам благодарность за Ваши заботы о моих нуждах. Благослови Господь Ваше милосердие к живущему на чужбине человеку.

Вы пишете, что жить без церкви скучно. Да, печаль постигла вас, православных людей. Но сделали ли вы что-нибудь для получения храма? Двух вам не возвратят, но может быть небезнадежно получение одного. Обращаться с бумажным заявлением бесполезно. Испробуйте личную делегацию из двух человек сначала в Ярославль, а потом и в Москву. Общими силами соберите деньжонок на дорогу; пожертвуйте своим временем, трудом и посильными средствами и просите себе один храм. У вас – три: просите себе один из них. Если правительство не будет соглашаться ни на один храм, просите разрешения устроить молитвенный дом. Сектанты совершают явно враждебные действия против государства: не исполняют воинской повинности и в своем учении проповедуют против воинской повинности, и все же им разрешают иметь молитвенные дома. Просите и вы. Что такое молитвенный дом? Найдите частное помещение, приспособьте его для храма. Пусть будет он небольшой. Можно помириться и с небольшим. Лишь бы была православная служба. Можно приспособить не только дом, но и сарай. Древние христиане приспосабливали еще худшие помещения: подземные каменоломни. Если вам разрешат, то можно сделать и лучше. Приобретите лесу и постройте простой барак – он и явится у вас церковью. Надо хлопотать. Один раз не поможет, через некоторое время хлопочите в другой раз. Потрудитесь для Церкви и своего города. Без церкви отвыкните от Церкви. А пока – хоть изредка посещайте соседние приходы. Все требы, таинства, молебны, панихиды, исповедь, Св. Причастие по возможности совершайте у соседних православных священников. К обновленцам не ходите. Они только носят облачения и одеяния священнические, но они не священники. Незаконная жена с виду совершенно одинакова с законной. Однако, большая разница: одна – законная и благословенная Богом супруга, другая – простая сожительница и блудница, а вовсе не жена. Ребенок крещенный и не крещенный с виду одинаковы, однако между тем и другим огромная разница: один – христианин, облагодатствованный Богом Духом Святым, другой – безбожник, язычник, лишенный освящения Духа Святаго. Так и обновленцы. С виду у них и ряса, и риза, и служат так же. Но по существу огромная разница: православный священник имеет благодать священства, обновленец – пустой, ничего не имеет, он не священник.

Храни вас всех Бог!

Епископ Вениамин».

Почитая долгом архиерея высказать свою церковную точку зрения, как он понимает возникшие перед Русской Православной Церковью вопросы, требующие церковного разрешения, епископ Вениамин направил 16 июня 1929 года на квартиру благочинного протоиерея Флегонта Понгильского письмо для архиепископа Павла. Протоиерей Флегонт передал письмо архиепископу.

Епископ Вениамин писал: «3/16 июня, 1929 год.

Высокопреосвященнейший владыко Павел.

Немало писал я и старался о том, чтобы оказать влияние, по моему личному сознанию и долгу епископа, на неправильное отношение Ярославцев к митрополиту Сергию и к Вам, посланному от него на Ярославскую кафедру Архиепископу. Правильным отношением я считал и считаю – осуждение Декларации с Синодом, и при всем этом – церковное единение с митрополитом Сергием. Отделение от митрополита Сергия без церковно-формального суда Церкви, или без явно выраженного общего голоса Церкви, или без увольнения митрополита Сергия нашим Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром – отделение по своему частному разумению и почину – я считаю каноническим беззаконием и самосудом. До суда – или Собором, или общим голосом Церкви, или митрополитом Петром, митрополит Сергий – законный заместитель и, как бы ни порицалась его Декларация, церковное единение с ним не должно быть порвано. Относительно Вас, как Ярославского архиепископа, не избранного, но назначенного, причастного к Декларации и Синоду, я приводил в письмах мысль, что при всем каноническом и церковно-конструктивном наклоне к избранию, назначение Вас на должность не может составить канонического прецедента к отделению Ярославцев от Сергия и от Вас.

Наиболее главным стояло в моих письмах единение с митрополитом Сергием. Пока здесь только одно решение, перерешения не должно быть при наличных, не сформировавшихся для того условиях.

Ваш вопрос – уже второй вопрос по юридическому составу и по степени церковной важности. Решение его допускает, по юридической несостоятельности своей, и перерешения. Настойчивое и прямолинейное проведение Вашего назначения не исключает возможности и Вашего возвращения или удаления закономерным путем. Ваше явление не составляет положения незыблемости. Ваше положение поддается теоретическому выравниванию в сторону практического соглашения. Ваше положение опирается не на теоретическую основу «но сильны за истину» (2Кор.13:8), а на практическую церковно-историческую «допустимость и возможность», потому что в них всегда была некоторая нечистота – нарушение канона, которое Церковь терпела и перетерпевала, но, страдая, переносила. В положении подобного перетерпевания оказалась с Вами и Церковь Ярославская. В Вашем появлении была некоторая каноническая нечистота. Вы шли в окружении, подходящем более для мира, нежели для церковной атмосферы. А поэтому в своем утверждении на Ярославской кафедре морально не должны были проявить всей той энергии, которая содержится в каноне. В Церкви даже правда творит «лобзание» с миром и истина идет навстречу с «милостью». Церковь щадит несовершенство и немощь человека. Идеальные истины и правды тяжелы для него, и Она растворяет их «миром» и «милостью». За Вами не было полной – ни «истины», ни «правды», поэтому, и тем более, Вы должны были встать на путь лобзания с «милостью» и «миром». Но Вы пошли с жезлом, жезлом пробивая себе путь. Есть случаи в Церкви, когда пастырь и должен действовать жезлом: пример «Златоуста» нашего – св. Филиппа и др. Но тот жезл указан для сосудов скудельных. Ярославцы при встрече с Вами не представляли из себя такого «скудельного сосуда», их желание было законно и духовно чисто – иметь своим пастырем уже знаемого, уже близкого отроду, уже полюбленного пастыря. Пославший Вас и Вы шли приказывая, требуя, вымогая, скрыто принуждая, подкрепляя свое продвижение к цели стуком жезла, едва не оказывая насилия. Но не в дали, среди вас, чувствуется и оно. Оно не от Вас, но за Вами, оно подкрепляет Вас, а Вы опираетесь на него. Это всем видно – видно, несомненно, и Вам. Эта сила чуждая для Церкви; сила – опора меча – извращение природы Церкви. Вы это знаете. Православное сознание никогда не захочет примириться с мечом, оно переносит его действие тяжело, обидно, мучительно. Как можете быть спокойны и дерзновенны? Поймите Ярославцев, так тяжело и скорбно переживающих Вас. Какими обстоятельствами вызывается и требуется Ваше настойчивое продвижение на Ярославскую кафедру? Вы не можете указать таких обстоятельств церковных, ибо их нет. Вы от мирских расчетов, не от Христовых. Сложившиеся обстоятельства указывают, наоборот, в пользу Вашего добровольного отказа от взятого курса «во что бы то ни стало». Волнение ярославского верующего общества угрожало крупным и печальным последствием – перерывом общения с митрополитом Сергием, тем более недавно уже пережитым и окончательно еще не изжитым (архиепископ Серафим[2]). Для «встречи» и «лобызания с миром и милостью», во имя ценного для Церкви единения с первым епископом, во имя мира Вы должны были отказаться от стука жезла, но Вы не вняли ни опасности, угрожающей Ярославской Церкви, не присмотрелись к канонической неустойчивости вашей позиции, пренебрегли духом того принуждения, каковым было Ваше утверждение в Ярославле. Но насилие – свойство, принадлежащее греховному «миру сему». Дух принуждения не свойствен Церкви – царству любви, мира и свободы, про него сказано: «не знаете, какого вы духа». Как мало гармонирует этот дух с теми образами, под которыми нередко выставляется в слове Божием пастырское служение: «отец, пастырь, жених». Участие современной «обер-прокуратуры» наложило свои сильные краски.

Вы шли и пришли; в конце концов, Вас приняли. Возможно, было бы и неприятие, оно некоторыми чертами и намечалось. Но послушание пересилило противные настроения. Скажем: так и должно было бы быть. Прибытие с конвоирами имело место в Церкви не раз, и не у нас только. Церкви это хорошо известно и памятно. Она страдала, скорбела, но мирилась и переносила. И Церковь Ярославская смирилась. Ваше прибытие не вышло пока за пределы церковной терпимости.

Вы остались, но должны вдуматься в психологию ярославских настроений и некоторых резких выступлений, которые вошли в длительный и болезненный процесс Вашего утверждения в Ярославле.

Что побудило Ярославцев сопротивляться Вам? Вы лично. Нет, не потому, что в Вас не было личных достоинств. Нет – первые же впечатления там были благоприятны. Потому ли Ярославцы отрицательно отнеслись к Вашему появлению, что затронуто было мирское самолюбие их, не удовлетворено было их желание? Может быть, некоторая уязвленность чувства и была – все люди. Но объяснение одним самолюбием было бы обывательским объяснением. Причины оппозиции Вам были иного, далеко не обывательского рода, они глубже. Не впервые в Русской Церкви, да и вообще в Церкви, присылались епископы по назначению, не справляясь с местными желаниями, иногда и наперекор им. Не исключением была и та административная настойчивость, тот курс «во что бы то ни стало», который взят был в занятии Вами кафедры. Пересылал назначенных Патриарх Тихон, назначал митрополит Петр, назначал и митрополит Сергий. До 1927 года все эти назначения принимались повсюду мирно, покойно, с полным послушанием пославшему. Между главой и телом Церкви, между первосвященниками и Церковью было полное единение веры, любви и мира. Почему ныне последовало разъединение? Прежде всего, причиной такого разъединения послужила знаменитая Декларация митрополита Сергия. Декларацией достоинству Церкви, церковному единению и миру нанесен был сильный удар, тело Церкви испытало глубокое потрясение. Произошли волнения, протесты, распри, отделение, вражда. Церковь стала на «страже». Доверие к митрополиту Сергию поколебалось, у многих и совсем утратилось. Заподозрено было его православие, встал вопрос: достоин ли он стоять во главе Церкви? Мир в Церкви и теперь не восстановлен, связь тела с главой в ослаблении, в расстройстве.

Митрополит Сергий начал предприятие сложное и трудное по своей духовной основе. В целях упорядочения гражданского положения Церкви в современном государстве митрополит Сергий совершил опыт беспримерный в истории Церкви – опыт соприкосновения двух взаимоотрицающих стихий: Царства Божия и царства безбожия, Царства Христа и царства антихриста. Митрополит Сергий всегда отличался известной гибкостью своего ума. Здесь он перешел меру и стал ее жертвой.

Декларация поставила Церковь в такое отношение к современному государству, какого она принять не может, оставаясь Церковью. Наше государство открыто перед всем миром начертало на своем знамени – безбожие и борьба с религией, с православием в особенности. «Борьба до победного конца», до полной смерти религии. Церковь никогда не может сказать такому правительству: «Я с нашим правительством», безбожному народу: «Я с нашим народом». Церковь никогда не может сказать: «Радости и успехи нашей гражданской родины – наши радости и успехи, неудачи ее – наши неудачи». Правительство выступило под знаменем безбожия и систематической богоборческой войны с религией. Христианская наша родина под руководством богоборческого правительства систематически и быстро перестраивается, она уже новая, строение ее во всех отраслях жизни безбожное, антихристианское, образуется безбожная родина. Радости и успехи ее безбожного строения не могут быть радостями Церкви. Понятие родины – понятие сложное. В состав его входят термины: географический, национальный, политический, социальный, бытовой, религиозный. Из всех этих терминов лишь один пока остается для нас неприкосновенным – географический. Да и последнее не совсем так. Все освящается словом Божиим и молитвой (1Тим.4,5), и земля может быть святой и не святой, чистой и оскверненной. Безбожие оскверняет и землю: безбожная родина уже не священная родина. Для христианина она перестает быть родиной. Христианин не может назвать безбожно построенной родины – своей родиной, и тем более радоваться ее радостям и успехам. Радости и успехи безбожной родины закрепляют безбожие родины и поэтому не могут быть радостями христианина. Встав рядом с безбожием и богоборческим правительством, усвоив себе радости и успехи безбожно построенной и богоборческой родины, митрополит Сергий «преклонил» Церковь Христову под одно ярмо, под чужое ярмо, с «неверными», в причастие праведности «беззаконию», в противоестественное, насильственное согласие Христа с Велиаром (2Кор.6,14-15). Через две тысячи лет после крещения Христа, отказавшегося «от поклонения ему» (Мф.4,9), митрополит Сергий, как знаменитый великий инквизитор Испании, «преклоняет» выю Христа перед «ним». На призыв диавола: «Падши поклонишься мне», Христос ответил призывом к диаволу: «Иди за мною, сатана» (Мф.4,9-10). Ни Христос не поклонился перед искусителем, ни диавол не последовал за Христом, отыде от Него до времени (Лк.4,13). Через две тысячи лет русский великий инквизитор предпринимает новый мировой опыт, вновь сводит Христа с антихристом, «соглашает» их и преклоняет их под одно ярмо «грузовой антихр. повозки мира». Чудовищный союз – соединение неба и ада. Картина потрясающая! Картина не фантастическая, а из реальных красок Декларации. Краски дословные, действительные, рисунок не произвольный. Церковь ужаснулась перед картиной. Иерархия и миряне, за немногим исключением, отвергли с глубоким волнением, с большой тревогой и лишением митрополита Сергия своей любви и уважения, какими они раньше окружали его. Многие с лишением доверия, неприязнью, враждою заподозрили в нем нечистоту его православия, перестали видеть в нем представителя Православной Церкви. Начались отделения, самосуды, приговоры, прекращение церковного поминовения. Не прекращается до последнего времени постоянный ропот на митрополита Сергия во всех церковных округах. Так понята была Декларация Церковью – иерархией и мирянами. Митрополит Сергий не может жаловаться на неправильность понимания. Вся Церковь поняла документ одинаково. Митрополит Сергий не может говорить, что он не имел ни таких, ни подобных намерений «преклонять» Церковь на союз с безбожниками-богоборцами и их вдохновителями. «Союз» создан вопреки действительности. Произнося известные положения, он подразумевал под ними весьма ограниченное содержание, более или менее допустимое обыденно-бытовым мышлением. Оказывается, многие люди, читая слова документа, должны не только усваивать их прямой, буквальный смысл, но одновременно за тысячи верст прозревать и скрытые в душе автора мотивы, внутренне соединяемые с изложенными на бумаге словами. Возможное иногда, по степени логической полноты содержания, угадывание невысказанных мыслей автора невозможно у митрополита Сергия. Выражения его кратки, определенны и не имеют логического окружения, которое оказало бы помощь в угадывании скрытых мотивов. Дано очень ясное «да», и никакими ухищрениями нельзя сделать из него «нет». Когда документ выходит из рук автора, он отделяется от личности автора. Читатель не знает и не видит автора, он видит документ и по его словам судит о личности писателя. Таков литературный закон и право читателя. Если принять оправдание митрополита Сергия, что данные выражения он употребил не в буквальном смысле, что под ними надо подразумевать такие-то и такие-то слова – слова сами по себе означают одно, а внутренне имеется в виду другое, – придется его винить в другом неблаговидном обстоятельстве – двойственности его намерений. Одной, явной стороной он направляет свою речь к правительству, а другой стороной, совершенно не соответствующей первой, к Церкви. Церковь – не мирская дипломатия, которой нередко свойственна такая непристойная двойственность языка.

В своей основе апология митрополита Сергия утверждает, что он «чист» и неповинен ни в каких союзах. Ему можно верить или не верить. Могут верить лично знающие его, но их малые сотни. Незнающих – большие тысячи. Они видят плод, и для знающих и незнающих плод этот отравлен ядом, и веет от него не Христовым благоуханием. Он причинил глубокое страдание Церкви, произвел болезненное нестроение внутри Церкви, подверг умалению славу Ее перед внешними. Ослабело у многих ощущение святости «Сергиевой церкви», и встал вопрос: не надо ли уйти из нея? «Плод принесен без худого намерения», – сказано у митрополита Сергия. Он знает, что при явном соглашательстве Церковь рассталась бы с ним тотчас же по падении плода с древа. Но думать ли, что отсутствие намерения снимает вину? Без намерения совершается нередко великое зло. Церковь и в таких случаях налагает свою епитимью на создавшего зло ненамеренно, ибо у нравственного существа много элементов вины и в ненамеренном деянии. Таким же образом Церковь сочла много повинным митрополита Сергия, допуская «ненамеренность».

Говорят: возможно разделение гражданского элемента от религиозного. Это или заблуждение, или софизм. Социализм в отвлеченном представлении есть чисто экономическая система. Многие поэтому думают, что экономическую жизнь можно построить, совершенно не касаясь религии. В одном и том же обществе могут существовать – религия сама по себе, а экономическое построение само по себе. В продолжении своем эта мысль будет говорить, что один и тот же человек правой рукой может делать религиозные дела, а левой, независимо от правой, – экономические, разрабатывать чисто экономическую сферу жизни по желанию, по самым разнообразным системам. Такое представление основывается на другом представлении, что душа человека свободно делится на две сферы. В одной человек живет в Боге и религии, в другой – с одним только миром: гражданским, светским, земным. В последней части религия не требуется. Обе части живут параллельно, но и могут обходиться одна без другой. Представление о таких двух существованиях в душе – религиозном и безрелигиозном – в основе своей неверно. Этот параллелизм и раздельность двух существований – в абстракции. Реально, конкретно его нет и быть не может. Для верующего, для христианина это невозможно потому, что к нему идет требование Христа – возлюбить Бога всем сердцем, всею душею, всем разумением (Мф.22,37), всею крепостью (Мк.12,30); не часть души, а всю душу, не духовную только, но и физическую «всю крепость» христианин должен отдать Богу. В душе вся жизнь – и вечная, и земная. Всю жизнь: и вечную, и земную, и духовную, и материальную – должно отдать Богу. И когда будет строить жизнь земную христианин, он всюду подведет религиозную основу, всюду даст религиозное окружение, всюду включит религиозный элемент. Хотя бы имел дело с самыми материальными делами и предметами, христианин говорит: «Все во славу Божию». Когда будет строить жизнь неверующий, он не сможет взять лишь часть жизни для своего чисто экономического строения. Он будет стремиться взять непременно всю жизнь для безрелигиозного строения. Неверующие строители щедры на обещания полной религиозной свободы, то есть очень словоохотливо обещают предоставить некоторую часть жизни для любой религии с тем, чтобы всю остальную часть жизни занять исключительно безрелигиозным содержанием. Но такие обещания, во-первых, неприемлемы уже по самой природе своей: безрелигиозность, какая бы она ни была, не применима для религиозности; во– вторых, эти обещания никогда не выполняются неверующими строителями жизни. Исполнение обещаний полной свободы и здесь возможно скорее только в абстракции. И религия, и атеизм в природах своих имеют одинаковое свойство – центробежную силу расширения. И религия стремится объять всю жизнь, одинаково и атеизм, даже в большей степени, стремится захватить себе жизнь. Атеизм может здесь преуспевать гораздо более, чем религия, ибо у атеизма больше средств и способов для достижения целей, нежели у религии. Религия пользуется одной лишь внутренней силой убеждения. Противно религии принуждать к религии. Для атеизма все позволено, кончая всеми видами насилия. Ими атеизм всегда и пользуется для своего распространения. Религиозная свобода поэтому наиболее представляется всегда религиозными правителями, нежели атеистами.

Но представим атеистическое правительство с идеальной терпимостью к религии. Это мало изменяет дело нашего вопроса. Христианин, как и верующий всякой другой религии, никогда не может удовлетвориться и примириться с атеистическим правлением. В религии человек не изолирован от окружающей его жизни – семейной, общественной и государственной. Религия не есть отдельная клеточка при многих других клетках организма. Христианин, как человек, является членом семьи, общества, государства. Когда весь организм строится безрелигиозно, существенно затрагивается религиозность человека. Он знает: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии. Аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий» (Пс.126,1). Поэтому безрелигиозное настроение жизни, хотя бы и самое терпимое к религии, хотя бы и при самом возможном разделении материально-гражданской стороны от религиозной, принципиально не может быть приемлемо для христианина и человека всякой другой религии. Неприемлемость усиливается тем еще, что с виду чистая безрелигиозность есть в действительности настоящее богоборчество, задающееся целью произвести полное уничтожение религии, христианства в особенности. Мнимое отделение религии от гражданской стороны нисколько не меняет существа дела. Эта гражданская сторона, во-первых, не сторона: это все тело государства; и это все тело, во-вторых, совершенно атеистическое, богоборческое. Со света: с земли, из государства, из народа, из общества, с площади, из дома, из семьи, даже с поверхности тела человека – с его шеи, религия начисто выметается и запирается в индивидуальную «внутреннюю клеть», в «душу», с тем, чтобы она не посмела выглянуть «за окно души», в окружающий мир. Про такую ли гражданскую сторону, про такую ли гражданскую «родину» может сказать митрополит Сергий: «мы с нашим правительством, мы с нашим народом»? Между тем митрополит Сергий с нашим правительством – полная противоположность. Митрополит Сергий находит возможным строить жизнь так, что одна ее часть будет с религией, а при ней другая – без религии, чисто гражданская сторона. Правительство, даже если бы и была реальная возможность параллельного строения, так строить не то что не может, но не хочет так строить. Оно берет весь объем жизни и хочет его сделать целиком атеистическим. Идеологически и эмпирически это означает изгнание религии, особенно христианства, из всего объема жизни, изгнание Бога, Христа, Его Церкви, для водворения антихриста, изгнание Богочеловека и создание человекобога. Правительство здесь не дипломатическим языком говорит, оно идет с открытым забралом: долой Бога, долой Христа и Его Церковь, религию. Я – бог. Это не просто антихрист. Это далее антихриста. Антихрист знает Бога и Христа. Основа антихриста – одна гордыня. Правительство хочет не знать ни Бога, ни Христа, только себя – человека: я – бог, и свои намерения утверждать в новом государстве. Митрополит Сергий должен был сформулировать как-то иначе, так, чтобы не встать в противоречие с достоинством и существом Церкви, если вообще нужно было начинать такое трудное предприятие.

Наше государство совершает первый опыт в мире. Ступенями ниже происходит подобный процесс в других государствах – там, где имеется уже отделение Церкви от государства. Атеизация человечества разрастается. Неведомы ее пределы. Идеологически исход для христианства в атеистическом государстве – уход из мира, из атеистического государства. (Но куда? Некуда.) Христианину остается скорбеть и терпеть, покоряться действительности. Покоряется не идеологически – он хранит свои принципы как святыню. При наличной действительности это хранение – идея его жизни. Какой смысл? Христианин верит в Промысл. Бог ведет человека неуклонно к поставленным целям мироздания. Совершившееся – не мировой случай. Оно – акт, Вам попускаемый, мудрый и благой. Боготворческая эволюция ждет хранения и защиты христианского знамени – это необходимое звено и фактор той эволюции. Измена знамени, отклонение в сторону, ослабление знаменосца в хранении знамени – угрожает отступлением и исключением из цепи эволюции, богоцарственной истории спасения. В словах митрополита Сергия прозвучала измена христианскому знамени, потому-то Церковь забила тревогу. Она ужаснулась восставшего призрака. Ужаснулась за судьбу русского Православия, за место его в богоспасении.

Еп. Вениамин».

Архиепископ Павел, ознакомившись с письмом, передал его митрополиту Сергию, и оно вскоре попало в ОГПУ и было направлено затем начальнику Уральского Окружного отдела ОГПУ со следующей характеристикой: «Из документа видно, что Вениамин не скрывает свою физиономию, а прямо призывает к борьбе с «безбожной властью». Предлагаем тщательно разработать Вениамина на предмет выявления его связей среди местных церковников и его контрреволюционной работы».

28 июля 1929 года, после того, как сотрудниками ОГПУ были сделаны выписки из этого письма, начальник Уральского Окружного отдела ОГПУ распорядился: «Начать усиленную проработку Вениамина, окружить его нашими осведомителями, поставить перед последними задачу выявления связей Вениамина контрреволюционным духовенством… Результат вашей работы сообщить».

В начале сентября 1929 года в Ярославле была арестована большая группа духовенства во главе с архиепископом Варлаамом (Ряшенцевым). Был арестован и архиепископ Павел (Борисовский), но вскоре, после согласия на сотрудничество с ОГПУ, он был освобожден.

3 января 1930 года Коллегия ОГПУ приговорила архиепископа Варлаама и вместе с ним еще тридцать два человека к различным срокам заключения, а 18 февраля 1930 года следователь ОГПУ распорядился: «Привлечь к ответственности через соответствующие органы находящегося в ссылке епископа Вениамина Воскресенского за распространение антисоветской переписки».

Смятение среди ярославской паствы продолжалось по-прежнему, и епископ Вениамин счел нужным и дальше разъяснять свою позицию, касающуюся церковных проблем последнего времени, побуждая к размышлению и других.

8 октября 1929 года он писал священнику Александру Соколову, служившему на родине владыки в селе Переславское: «В Церкви судит всегда Церковь или кому Она поручает суд. Суд без Церкви – явочное выступление. Суд без Церкви – самосуд; власть на местах в период революционного расстройства – есть анархия. Отделившиеся от митрополита Сергия совершили самочинный, самозваный суд, скорее самосуд. Мое мнение по всему этому, что нужно возможное образование общего голоса Церкви. Невозможно это быстро. С терпением течем на предлежащий нам подвиг. Отсюда возможность страдания. Будем переносить их с покорностью и послушанием Церкви и с упованием на Небесного Кормчего. «Декларация» подлежит осуждению и суду. Каноны говорят об избрании, но в самой Церкви на всем протяжении истории весьма часто практиковались назначения и никогда назначения не делались поводом к отделению от Церкви, нарушением свободы. Но за две тысячи лет Церковь никогда не была свободной. Государственная власть постоянно нарушала эту свободу. Власть действовала или сама, или через Патриархов и Синоды. Церковь никогда эти нарушения не делала поводом к отделению от Патриархов и Синодов, через которые проводила свои нарушения светская власть. Церковь в данном случае умела различать подлинных нарушителей от мнимых, кажущихся нарушителями, и терпела со смирением все творившиеся над Нею нарушения: назначения, перемещения, лишения, увольнения, изгнания, ссылки и т.п.».

20 февраля 1930 года владыка писал одной из своих духовных дочерей: «Помоги Вам Господь. Над Вами грянул нежданный гром, постигла скорбь, давящая рассудок, волнующая глубоко сердце. «Горе доящим в те дни», – предрек Спаситель о конечных временах. Спаситель из всех скорбящих выделил и особенно пожалел матерей с грудными младенцами. Даже отцы, по Спасителю, нравственно не почувствуют так, как матери; все остальные еще далее. Хотя про всех Он сказал: «Люди будут говорить горам: «Падите на нас», и холмам: «Покройте нас». Скорби ищущих утешения у гор и холмов – не наши скорби. Мы еще только с цветочками. Теперь мы можем отчасти представить страдания будущих скорбей и сопоставить их с нашими. Пока мы еще не дошли до этих «гор и холмов».

Из вашего письма слышно, что в первые моменты Вы были недалеки от гор и холмов, но видно и то, что Вы скоро же и справились с первыми приступами. Мелькнула уже у Вас мысль о «ликвидации» себя. Но это не обвиняет Вас. Что такое Гефсиманская ночь? Это новое нападение диавола на Христа, взявшего на себя грехи человечества. В чем состоят действия диавола в подобных моментах? Он не создает их, но пользуется ими, только развивая их возможную интенсивность. Естественная предголгофская тяга сердца Христа от греховной ноши взята была диаволом для усиления ея, для доведения тоски до отчаяния, до отречения, до падения, до смерти. В Иуде этот натиск был для диавола удачен. Ко Христу он даже не природился. Но люди немощны, к ним прирождается. То есть от мысли, возбуждаемой диаволом в душе, возникают желания, возбуждаются настроения; у одних развиваются до последней степени. В этом-то и состоит особенно работа диавола: он, как кузнец, мехами да угольями раздувает возникшее в душе настроение. И если человек поддается, развитие настроения идет быстрым темпом и интенсивными степенями. Тут-то и возникают» убийственные» идеи и желания; или же они внушаются врагом и, находя благоприятную почву, охотно принимаются душой, нами же усиливаются и доходят часто до своего конца. У других развитие настроения задерживается молитвой, и работа диавола отвергается. Как в первом случае, так равно и во втором одновременно действует и благодатная сила. Но в первом благодатная сила в человеке, поддающемся вражескому внушению, не находит почвы; во втором она принимается и проявляется как содействующая и, в свою очередь, также усиливающая доброе чувство борющегося с диаволом человека и ему помогающая. При помощи ее человек и одолевает первые приступы подавляющих чувств и выходит победителем.

С Вами и произошла такая невидимая духовная победа над диавольской работой, пытавшейся использовать бедственное состояние опечаленной души Вашей. Возблагодарите Господа за помощь Вам. Прислушивайтесь и далее к голосу и воле охранявшей Вас благодатной силы.

Нельзя назвать неожиданным постигший Вас удар врага. Два еще года назад он мог казаться неожиданным. Но он подготовлялся тогда. При усвоенной Вами в себе любви к Церкви Христовой, ревновании о Ея благосостоянии, участии в Ея внутренней жизни Вы не могли пройти незамеченной для врагов Христовых. Они следили за Вами и, вероятно, готовили свое нападение на Вас из-за спины. Удар совершился. Готовая было растеряться, Вы не растерялись при внезапности удара. Теперь только должно раскрыться, что дело Ваше было ненавистно противникам Христа и поэтому всегда чревато подобными последствиями, то есть содержало в себе весьма ясную и определенную возможность всяких неприятностей и ударов. Для Вас это было неожиданностью, потому что Вы верили в человека, верили в его свободу в определении своих религиозных убеждений и потому никогда не останавливались мыслью на кроющихся за всем этим возможностях, и не следили за собой по этой линии. Отсюда произошло и то, что не так, вероятно, внимательно сопоставляли с ними (то есть с этими возможностями) себя. Всякое дело в технике требует известного оборудования. Дела души нашей – также. Только оборудование здесь иное. Несоответствие в технике между идеей ее и оборудованием дает сюрпризы. В душе нашей так же. Произошло это и у Вас от доверия к людям и идеям. Разобраться в этом для каждого из нас необходимо и даже полезно. Спаситель сказал: «Что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях» (Лк.12,3). То есть содержащееся в самой сокровенной мысли непременно выйдет из своего сокрытия на мирской простор и принесет свои последствия. Спаситель заранее предупреждал своих учеников, посылая их на проповедь, чтобы они не думали, что могут укрыться от противника Христа, пройти незамеченными. Таково свойство Христова дела, подобно газу и его свойству – расширению. Ученики заранее должны быть готовы к тому, что их проповедь выйдет на «крыши». Это и нам говорится всем. Первые ученики и были готовы. А мы, на двухтысячном году, далеко не всегда «готовы». Это от «немощи нашей». Весьма свойственно нам.

Должны ли мы все это говорить после уже совершившегося? И полезно ли говорить это себе? Должны и полезно. Мысль назад – прежде всего объяснить происшедшее в настоящем – раскрывает хорошо место нашей личности в совершившемся деле и тем много умеряет волнение нашей души. Но, говорится, прошлого не воротишь. О прошлом остается одно: или раскаиваться, или не раскаиваться. Как Вам ни тягостно, но я уверен, что Вы не раскаиваетесь в соделанном Вами. Указывается нам на высокие примеры, в частности древнего праведника Иова. Но эти примеры для нас высоки. Евангелие говорит об этой высоте. И апостол Иаков повторил: «Терпение Иова слышали?» Да, Апостол может это сказать. Апостол сам был на этой высоте. Мы – немощны. А он же, «сам искушен быв, может и искушаемым помощи». Такой скажет правдиво и естественно. Но каждый из нас может подумать: падать или не падать духом? Не падать духом – это по нашим силам. А надо всем этим: будем молить Бога о помощи – молить о помощи всем нам…»

В марте 1930 года владыка написал диакону Александру Николаевичу Шувалову в Рыбинск: «Многоуважаемый о. Диакон. Благодарю за память. Получил Ваше письмо. Простите меня, что долго не писал Вам. Это происходило не по небрежению. Даже здесь видящие нас жители иногда обращаются к нам: «что вы делаете, покушаете, а потом лежите на боку». Чтобы найти ответ на такой вопрос, вы спросите свою супругу – Вашу хозяйку, много ли она занята, много ли она лежит на боку? Мы, мужичье, непричастные к хозяйству, всегда думаем, что обед готовится сам собою, что все домоводство «пустяки», ничего не стоит. И я так всю жизнь думал, а теперь увидел и узнал, что женщина – великая труженица в своем деле. Господь был в доме Лазаря. Мария сидела у ног Спасителя, слушая Его учение, Марфа хлопотала по дому с угощением. Господь восхвалял часть Марии, но не порицал и часть Марфы. Господь любил Марфу, которая безропотно, в смирении, с усердием, с любовью к людям несет свое земное бремя. Но, впрочем, суть слов Его в том, чтобы деловое бремя не поглощало всей души и не материализовало ее. Марфа, будучи хлопотливой хозяйкой, знала хорошо и дело спасения, ходила по временам за Господом и любила Его не менее Марии. И мы, сильные, не ценили этого (например, я).

В квартире жили еще недавно вчетвером, теперь – втроем. Две комнаты, две печки. Один работает на стороне столяром, только этим и живет, один болен пороком сердца. Приходится работать немало по дому.

Второе наше занятие – писание писем. Оно весьма необходимое занятие, люди ждут руководства – духовного, церковного. Иногда дела бытия, личные потребности побуждают нас быть в общении – бытовом или духовном. Изоляция от людей – не в заповеди христианской. Спаситель пришел построить из людей Церковь, то есть в переводе на русский язык «собрание», общество. Люди мыслятся не в личной изолированности, а в тесном соприкосновении одного с другим. Люди пишут мне, и обязанность моя большая – писать и отвечать. И знаете ли, сколько у меня имеется адресов? Больше ста. А рука моя правая все же ослабленная.

За здоровье мое благодарю Бога. Со мной должен был случиться настоящий, полный удар, но случилась только небольшая часть его. Господь не попустил полного развития болезни, и я существую, сохраняя работоспособность…»

В апреле 1930 года епископ Вениамин в ответ на полученную посылку написал одной из своих духовных дочерей в город Петровск Ярославской губернии: «Получил вчера Ваш ящик. Приношу благодарность за Ваше усердие: черные сухари – очень хороши. Здесь черного хлеба не знают и печь его не умеют. Пшеница одна, но она яровая и весьма мало вкусная. В нынешний же год у киргиз нет никакого хлеба – не уродилось ничего. Весьма мало у них уродилось просо. Это главный киргизский посев. Несчастные, голодают сильно. Киргизская власть совершенно не помогает своему народу в перенесении голода. Первобытный народ, первобытны и его представители. Мечеть у них закрыта. Собрания на молитву прекратились. Среди киргиз также появились бедняки. Религия мешает земной жизни, и религию стали убирать с земли. Кто же может сказать из них, что им жить стало лучше? Детей киргизы также воспитывают в школе без религии. Иду я по улице, попадается девочка лет тринадцати. «Бог есть?» – обратилась она ко мне. Отвечаю по-киргизски: «Бар»[3]. Девочка засмеялась и пошла далее. Сеются злые семена и здесь и повсюду в невинные детские души. Я не видел еще ни одного бедняка, которого мог бы назвать симпатичным. Все они дерзки, грубы, говорят в дерзком тоне, большие самохвалы. Когда будет какое-либо общество, где одни такие субъекты из таких духовно диких людей, то что будет это общество? Известно хорошо, как возводят крепкие строения. Кладут стену из тесаных камней, они подогнаны друг ко другу и укладываются хорошо, ложатся прочно, дают крепкую стену. Видел на Кавказе и другие строения. Клали стену из рваных нетесаных камней. Цементом, как глиной, связывали их, но ненадолго: дожди вымывали цемент, ветра выветривали, морозы производили трещины, и стена распадалась. Ах, рваные нетесаные камни – гордые, грубые, самолюбивые люди. Им никогда не образовать собой плотную, крепкую стену. Они, как стена, распадутся. Юлиан Отступник был христианин, потом отрекся, учился вместе с Григорием. Какое зло подготовляет себе человечество, воспитывая таких девочек…»

17 марта 1930 года епископа Вениамина и вместе с ним других ссыльных вызвали из Каратюбе в Уральск. «Ехали обозом, – писал владыка, – из 22 подвод… 44 вола. И волы, и кучера голодные как волки. Ехали неделю. Обглодали нас троих начисто. Сядем за чай вокруг: у нас – сухари, у киргизов – несвежее мясо на 3 дня. Сядем, и вот тянутся к нам 22 руки: «Дай нан (хлеб)!» В Уральске не было уже ни одного сухаря…»

По приезде в Уральск владыка Вениамин был заключен в тюрьму, всего по этому делу было арестовано 29 человек, а поскольку он имел сан епископа, то ОГПУ сделало его главным обвиняемым по делу, воздав таким образом честь его сану.

5 апреля епископ Вениамин был допрошен и, отвечая на вопросы следователя, сказал: «Виновным себя не признаю, на советскую власть я никогда и никого не натравливал. Причем видеться с участниками, перечисленными вами, я не виделся лично, многих совершенно не знаю, поэтому разумею исключительно письменные связи с указанными лицами, а они, эти связи, у меня были регулярны и по различным вопросам, – я заявляю, что в письмах к ним на советскую власть я их не натравливал. Что, собственно, означает натравливать на советскую власть? В подлинном понимании я не добивался того, чтобы внушить верующим мысль о свержении советской власти, но я абсолютно не согласен с ее политикой гонения на религию, с ее антицерковной, антирелигиозной деятельностью… Я борюсь с безбожием советской власти, жалуюсь на это безбожие, но убежден, что это не означает призывание к свержению советской власти как государственной власти. В моем понимании религия и государство – два разных института. Жалоба на безбожие не означает борьбы с государством. В одном из писем на имя епископа Ярославского Павла я писал, что если судьбой истории суждено произвести государственную перемену когда-либо в СССР, в смысле перемены советской власти на другую, то в этом повороте большую долю вины будет иметь сама советская власть, так как она своей политикой безбожия возбуждает против себя население и не вызывает к себе симпатии. Вы сами больше всего возбуждаете верующие массы против себя, именно своей безбожной политикой…»

Из тюрьмы он продолжал писать своим духовным детям и близким, и причем ни в чем не было нарушено его мирное состояние духа: «В свое время – 17/III-30 года, телеграммой извещал тебя о перемене места своего жительства. 6/IV-30 года на волах путешествовал в Уральск. Последний принял меня в свои объятия. В них пребываю по сие время. Неопределенный срок, по всем данным – весьма немалый, проведу и впредь. Моя квартира: г. Уральск, изолятор, В.В. Предъявлена ст. 58 п. п. 10, 11, ст. 59 п. п. 2, 7. Это уже вновь с локализацией в г. Уральске. Пасху встречали в камере № 10, имея в ней сожителей 74. Несмотря на то что в Уральске я «странник и пришелец», я разговлялся куличами, сыром и крашенными яйцами от некоторых уральцев. «Везде земля Господня». Пока еще так… »

1 ноября 1930 года владыка писал духовным дочерям в Тутаев: «Многоуважаемую Александру Ивановну и Елену Ивановну приветствую с семейным праздником, днем св. мученицы Александры. Было время, когда и женщины – старые и юные – были в мученицах. В наше время многие из них ревностные сотрудницы Церкви, но Господь еще не судил явить их поприще современного мученичества за Церковь. Пусть, согласно воле Божией, в таком случае, взамен подвига современного страдания служителей и сынов Церкви, женщина православная не ослабевает в мирном служении Церкви. «Колесница Божия тмами тем» (Пс.67). И если в этой «колеснице» женщина не проявит своей духовной силы, то мужчины будут перегружены духовным трудом и, пожалуй, многие утомятся. Молитва, не ослабевать в молитве, не оставлять Дома Божия – это первое служение. Смолкли мои земляки. Это по времени, лучше так, благодарю Бога. Он хранит меня. Что Он готовит мне, не ведаю. Да будет воля Его…»

9 декабря епископ Вениамин написал священнику Николаю Розову: «Многоуважаемого о. Николая поздравляю с днем святителя Николая. Помоги Господь нести бремя и честь пастырства Вашего с ревностью Святителя. Дай Бог доброго здравия и процветания духовных сил. В Уральской тюрьме, где я и до сих еще пор, мне Бог послал случай познакомиться с сектантами и старообрядцами. Первых в Уральской епархии мало, вторых – много. Впервые была моя встреча с этими отступниками от Православия. И теперь стала ясной для меня беспомощность нашего рядового духовенства и, главное, основной источник этой беспомощности. Он – в крайне малом знании Священного Писания. При знании его – наши сектанты беспомощны в логике. И если они когда сильны, то только в упорстве, сатанинском упорстве и невежественном твердолобстве, и диавольском лукавстве. И все это не страшно. «Мы сильны не на истину, но за истину». Как виновны мы перед Богом, перед Церковью и Православием за незнание Слова Божия. Семинария хорошо поставила на рельсы, но мы растеряли сия орудия. Горе нам!..»

В тот же день он отправил духовной дочери в Тутаев открытку: «Многоуважаемую Варвару Александровну приветствую с днем св. великомученицы Варвары. Помоги, Господи, благодушно нести бремя жизни. Среди житейских забот и дел да даст Господь место для духовных забот и дел для христианского служения Церкви. Как в строении всякого дома есть архитектор, десятники, рядовые, каменщики, так и в строении Дома Божия – Церкви Христовой, Архитектор – Христос, десятники – иерархия, каменщики – миряне. Пусть каждый из нас помнит, что все мы не только строители жизни земной, житейской и материальной, но непременно – каменщики или десятники и в Церкви. Если мы веруем в Бога и в Христа, то каменщики – положительно. Когда не веруем – каменщики отрицательно. Состояние «ни в тех, ни в сих», состояние «безотносительное», невозможно. И за то и другое будем некогда отвечать. Пусть каждый из нас будет каменщиком Христовым, а кому дано – десятником. Дай Бог Вам душу живую – продолжить труд этого каменщика…»

5 января 1931 года владыка писал своему брату в Москву: «Дорогой Митя! Земно кланяюсь всем вам… Не пустые это звуки – наши духовные времена и сроки. Оставлять их никому и никогда не должно. Они дают незримые, но хорошо постигаемые токи душам, которых никогда не производит «мiр» и не в состоянии произвести. Рождество! Сколько радостного трепета в этом слове переживалось в учебные годы и во все другие времена! Знают ли это теперь современные дети и юноши? Если нет, то, значит, огромный сдвиг сделал русский мир в сторону бездны. Христос провидел эти сдвиги и говорил: «Дерзайте, Я победил мiр «. Я уже в 14-й камере. Четвертое переселение! И в тюрьме нет подходящего места. С письмами – странное. Ниоткуда в ответ. Посылаются ли мои письма куда-либо? Не видать. Пока жив и здоров…»

12 января владыка писал священнику Александру Соколову в село Переславцево: «Как празднуете ныне Рождество Христово, много ли было народу в церкви, хорошо ли было пение? Славили ли по приходу? Ужели последнее должно прекратиться? Теперь новое время указывает нам и новые пути молитвы. Посещайте чаще своих духовных детей и непременно каждый раз совершайте общую домашнюю молитву с чтением Евангелия. Наши духовные дети очень мало научены Евангелию. В проповедях мы мало излагали Евангелие, а более всего занимались в них моралью. Оттого прихожане мало знают о Христе и Его Доме. Рассказом из Евангелия (в порядке, в системе) объясняй богослужение. Это доступно всем и каждому священнику. Об этом и надо проповедовать. Посылаю ноты, случайно попавшие в тюрьму… »

31 марта 1931 года епископ Вениамин написал протоиерею Александру Пурлевскому: «Дорогому о. Александру из казенного дома привет… Вспоминаю Ваши отеки – показались и у меня. На какой почве? В сердце не ощущаю ничего, почки пока нормальны. Разве на почве общего истощения? Не мудрено. Суп наш – 2 кг пшена на 90 ведер воды. Но, в общем, готовлюсь ко всему: физически и духовно. Благодарение Богу, чувствую хорошо… Началась весна, пока не для меня… »

Следствие по делу продолжалось около года, епископ во все время следствия тяжело болел и был определен в тюремную больницу. Врач, поставивший ему диагноз в больнице, писал, что епископ болен эмфиземой, миокардитом, а также страдает от последствий кровоизлияния в мозг, выразившихся в параличе правой стороны тела, так что он почти не владеет правой рукой и ногой, не может писать и с трудом говорит. Однако власти, несмотря на такое состояние здоровья владыки, не освободили его.

10 сентября 1931 года тройка при Полномочном Представительстве ОГПУ в Казахстане приговорила епископа к десяти годам заключения в концлагерь. Приговор этот над ним уже свершиться не мог – епископ Вениамин скончался в тюремной больнице и был погребен в безвестной могиле.

 

Игумен Дамаскин (Орловский)

«Реутов православный», № 2(8), февраль 2005 г.

Библиография

Ярославские епархиальные ведомости. 1916. №№ 9, 21, 24.

Новомученики и исповедники Ярославской епархии. Книга 2. Романов-Борисоглебск (Тутаев), 2000. С. 27-41.

ЦИАМ. Ф. 229, оп. 4, д. 819, л. 1-2, 5, 7.

ГАЯО. Ф-3698, оп. 2, д. 7211, д. С-11861.

ДКНБ РК по Западно-Карагандинской обл. Арх. П П-3260. Т. 2, т. 9.

 

Примечания

[1] Имеется в виду митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский).

[2] Имеется в виду архиепископ Угличский Серафим (Самойлович).

[3] «Бар» – есть

 

По материалам сайта: https://azbyka.ru/days/sv-veniamin-voskresenskij