Страдание святого мученика Арефы

Когда в греческой земле царствовал Юстин1, а в Ефиопии2 – Елезвой, цари правоверные и благочестивые, тогда в земле Омиритской3 вступил на престол беззаконный царь, по имени Дунаан, иудей по рождению и по вере, хулитель Христова имени и великий гонитель христиан. Все советники его, слуги и воины были или евреи, или язычники, покланявшиеся солнцу, луне и идолам. Он старался изгнать всех христиан из своей области и искоренить в стране Омиритской самую память о великом Христовом имени. Ревностно преследуя Церковь Божию, он мучил и убивал верных, не покорявшихся его велениям и не хотевших жить по иудейскому закону.

Услышав о том, что Дунаан воздвиг в своей стране гонение на христиан, царь Ефиопии Елезвой сильно огорчился и, собрав свои войска, пошел на него войною4; после многих битв Елезвой победил его и, сделав его своим данником, возвратился в свою землю. Спустя немного времени, Дунаан опять восстал против Елезвоя, нарушил договор с ним и, собрав свои войска, уничтожил все отряды Елезвоя, оставленные им для охраны городов, после чего еще сильнее вооружился против христиан. Он повсеместно повелел, чтобы христиане – или принимали иудейскую веру, или были избиваемы без милосердия. В царстве его уже не оставалось никого, кто дерзнул бы исповедовать Христа, и только в одном обширном и многолюдном городе Награне5 было прославляемо имя Христово. Святая вера воссияла в нем еще с того времени, когда Констанций, сын Константина Великого, посылал послов своих к Савеям, называемым ныне Омиритами6 и ведущим свой род от Хеттуры, рабыни Авраамовой. Прибыв туда, богомудрые и благочестивые послы расположили, царя этой страны к Констанцию, научили жителей ее вере в Иисуса Христа и построили, церкви. С этого времени в Награне процветало благочестие, возрастало христианское учение, увеличилось число иночествующих, устроялись монастыри, во всех сословиях сохранялось целомудрие, а верные преуспевали и совершенствовались в добродетелях. Они не дозволяли жить среди себя ни одному иноверцу: ни Еллину7, ни Иудею, ни еретику8, а сами они, как дети единой матери, Соборной Апостольской Церкви, пребывали во всяком благочестии и чистоте.

Завидуя столь великому благочестию этого города, диавол вооружил против него иудействующего Дунаана. Услыхав, что жители города Награна не повинуются его повелению и не хотят жить по иудейскому закону, Дунаан пошел на них со всеми своими войсками, замыслив истребить христиан в своей области и этим истреблением досадить Елезвою, царю Ефиопскому. Подступив к городу, он обложил его множеством войска, окружил его окопами и похвалялся, что скоро возьмет его, а жителей его истребит беспощадно. Он говорил гражданам:

– Если хотите получить у меня милость и остаться в живых, то свергните проклятые знамения (так он, окаянный, называл святые кресты), которые вы вознесли на верхи высоких храмов, а равно откажитесь от Распятого9, изображенного на этих знамениях.

В то же время царские оруженосцы ходили вокруг города и восклицали:

– Окажите повиновение царю: тогда останетесь в живых и получите от него дары, а если нет – погибнете от огня и меча.

Сам Дунаан так злословил богохульным языком Христа и христиан:

– Сколько я погубил христиан! Сколько священников их и иноков убил я мечом! Сколько огнем сжег! И ни одного из них не избавил Христос от рук моих. Да и Сам Он не мог спастись от руки распинавших Его10. И вот, я пришел к вам, жители Награна, или отлучить вас от Христа, или окончательно истребить.

Граждане отвечали ему:

– Царь! ты слишком дерзко говоришь о всесильном Боге. Ты уподобился Рапсаку, военачальнику Сеннахирима, который с гордостью говорил Езекии: «да не превознесет тебя Господь Бог твой, на Которого ты надеешься!» Но не осталась такая хула без наказания. Ты знаешь, сколько тысяч войска погибло в один час за такую хулу11? Смотри же как бы не случилось сего и с тобою, хулителем Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, всесильного и всемогущего, страшного и отнимающего мужество у князей! Господь и тебя может сокрушить и обратить в ничтожество твою высокомерную и богохульную гордыню. Ты хвастаешься, что или отвратишь нас от Христа, или окончательно истребишь. Истинно, что ты скорее можешь истребить нас, чем отвратить от Христа, Спасителя нашего, за Которого мы все готовы умереть.

Не вынося таких речей, царь распалялся еще большим гневом и всеми своими силами теснил город, намереваясь, в случае если не возьмет города приступом, изнурить его голодом чрез продолжительную осаду. В окрестностях города, по деревням и пустыням, нашел он немало христиан и, захватив их, погубил разными способами, а иных продал в рабство. Попытки его взять приступом город были безуспешны: граждане мужественно защищались со стен и побеждали нечестивых. Царь немало потрудился с своими войсками, но не мог ни взять города, ни изнурить его голодом, так как граждане запаслись продовольствием на много лет. Отчаявшись в своих надеждах, беззаконный царь замыслил тонкую, подобно острой бритве, хитрость, и отправил в город послов с такими, подкрепленными клятвою, речами:

– Я не хочу ни обижать вас, ни отвращать вас от вашей веры; ищу я только обычной дани, которую вы должны платить мне, как своему царю. Отворите же мне ворота города, чтобы мне войти в него и осмотреть. Я возьму у вас обычную дань, и клянусь Богом и законом, что не сделаю вам ни великого, ни малого зла, но оставлю вас жить мирно – при вашей вере.

Граждане ответили ему:

– Мы, христиане, научились из Священного Писания повиноваться царю и покоряться властям (Рим.13:1-2). Если ты сделаешь так, как обещаешь нам с клятвою – не отвращать нас от Господа нашего Иисуса Христа, мы отворим тебе ворота города. Войди в него, как царь, и возьми у нас обычную дань. Если же ты причинишь нам какое-либо зло, то Бог, слышащий твои клятвы, накажет тебя вскоре. А мы не отступим от Христа Спасителя нашего, если не только лишимся имущества, но даже самой жизни.

Царь снова настойчиво поклялся, что не причинит им ни малейшего вреда. Они же, поверив ему, отворили город и поклонились нечестивому, поднося ему дары. Царь вошел со всем своим войском в город, как волк в овечьей одежде в стадо, захватил стены и ворота городские и занял их своими отрядами. Видя красоту города и множество людей в нем, он обращался с ними ласково, ибо до времени таил яд, скрытый в сердце своем. Отдохнув немного в городе, он снова стал во главе своих отрядов и, желая начать безбожное дело, которое замыслил, повелел явиться к нему почтенным мужам и городским воеводам. По его повелению, вышли к нему все, находившиеся в городе, почтенные старцы и начальники, мужи уважаемые и богатые. Среди них находился блаженный Арефа старший возрастом и разумом, званием и почетом. Имея девяносто пять лет от роду, он был князем и воеводою, которому поручено было все городское благоустройство. Благодаря его мудрым советам и разумному управлению, граждане долго храбро противились своим врагам. Явившись с Арефою во главе к беззаконному царю, граждане воздали ему должное поклонение и благодарили его за его намерения, так как он клялся что не причинит им никакого вреда. Они еще не знали его хитрости. Он же не мог долго скрывать в себе яд и тотчас обнаружил злобу, которую коварно таил в себе: клятву, данную им гражданам, он назвал детскою потехой и повелел всех граждан, вместе со святым Арефою, оковать цепями и заключить под стражу. После этого он послал в дома их и разграбил имущество их. Еще он спрашивал, где Павел, епископ их?12 Узнав же, что два года тому назад епископ преставился, – повелел откопать его гроб и, извлекши тело умершего, сжег огнем и рассеял пепел по воздуху. Затем, зажегши громадный костер, он собрал множество священников, клириков13, иноков, инокинь и дев, посвященных Богу, числом четыреста двадцать семь, и, бросив их в огонь, сжег их, говоря:

– Они – виновники гибели других, так как советовали почитать Распятого, как Бога.

Кроме того, он повелел глашатаям ходить по городу и возвещать, чтобы все отверглись Христа и жили по иудейскому закону подобно царю.

Призвав после этого первых граждан города, содержавшихся в темнице, он стал говорить им и особенно Арефе:

– Какое безумие ваше – веровать в Распятого, как в Бога! Разве может страдать Бог, не имеющий тела? Или – может ли умереть бессмертный? Ведь, есть же между вами такие, которые по примеру Нестория14, почитают Христа не как Бога, а как пророка? Я вас не побуждаю к тому, чтобы вы кланялись солнцу, или луне, или какой либо твари; я принуждаю вас приносить жертвы не языческим богам, а только Богу, Создателю всякой твари.

На эти слова святой Арефа, от лица всех, отвечал:

– Мы знаем, что Божество не может страдать, а пострадало за нас человечество, воспринятое Иисусом Христом от Пречистой Девы, как об этом свидетельствуют пророки о которых и ты знаешь; Божество же Свое Христос Господь проявил чудесами неизреченными. Но какая надобность в долгих словопрениях? Мы исповедуем, что Он – Бог и Сын, Божий, и от имени всех граждан города говорим, что нет той муки, какую мы не были бы готовы понести ради Иисуса Христа, Бога нашего. До Нестория, осужденного святыми отцами нам нет дела: мы не разделяем во Христе лиц15, но веруем, что человечество Его соединено с Божеством в одно Божественное Лицо. Тебя же, говорящего хульные речи на Господа нашего, за эту хулу и за преступление клятвы скоро постигнет наказание Божие.

Мучитель выслушал эти слова снисходительно, (ибо он стыдился мудрости Арефы и благородства прочих граждан), и стал ласковыми речами располагать к себе сердца их, обещая им дары и почести; этим путем желал он склонить их благочестие и ревность по Христе к своему беззаконию. Но они, возводя очи свои к небу, взывали, как бы едиными устами:

– Мы не отвергаемся Тебя, Едине Слове Божий, Иисусе Христе, – не соблазняемся о пресвятом рождении Твоем от Пречистой Девы и не насмехаемся над честным крестом Твоим.

Видя непоколебимость святых мужей в вере, царь отложил на некоторое время мучение их и устремился против народа, избивая многих беспощадно. Он повелел привести жен и детей тех святых мучеников, которые были содержимы вместе с Арефою в оковах. С этими честными женами пришло многое множество иных жен, вдовиц, дев и инокинь. Всех их царь сначала прельщал ласками, а затем угрожал им муками, убеждая отречься от Христа. Они же не только не соглашались на это, но отвечали досадительными для царя речами. Особенно иночествующие девы обличали царя, укоряя его в безбожии. Не вынося упорства, царь повелел воинам всех их казнить мечом. Они пошли на смерть, как на торжество. При этом возникло между ними пререкание: иночествующие девы, желая умереть первыми, говорили прочим женам:

– Вы знаете, что в Церкви Христовой мы поставлены выше других. Вспомните, что мы всюду занимали первое место: мы первые входили в храм Господень, первые приступали к Пречистым Тайнам, на первом месте мы стояли и восседали во храме. Поэтому, подобает нам и здесь первым принять честь мученичества; мы первые желаем умереть и пойти ранее вас и мужей ваших к Жениху нашему, Иисусу Христу.

Прочие жены опережали одна другую, склоняя под меч свои головы. Точно также и малые дети теснились среди своих матерей, торопясь умереть, и каждый ребенок громко кричал:

– Мне отсеките голову, меня казните!

Усердие их умереть за Христа – было так велико, что привело в изумление нечестивого иудея Дунаана и всех его вельмож. И говорил беззаконный царь:

– О, как мог Галилеянин16 настолько обольстить людей, что они ни во что ставят смерть, и ради Него губят свои души и тела!

В том же городе Награне жила одна вдова, именем Синклитикия, благородная и добродетельная, красивая лицом, но еще более прекрасная душою, – богатая имениями, но еще более богатая добродетелями. Оставшись в молодых летах после своего мужа вдовою, она со своими двумя дочерьми проводила время дома в посте и молитве. Не пожелала она снова выйти замуж, но, уневестившись Христу, служила Ему день и ночь. Будучи молода годами, была она стара разумом – даже разумнее старцев – в следовании заповедям Господним. Услышав о ней, нечестивый иудей Дунаан повелел привести Синклитикию и дочерей ее к себе с почетом. Когда она пришла, царь посмотрел на нее ласково и вкрадчивым голосом стал говорить ей:

– Мы слышали о тебе, досточтимая жена, что ты благородна, целомудренна и разумна. Твое лицо и весь облик твой свидетельствуют, что справедливо все, сказанное о тебе. Не старайся же подражать тем безумным женщинам, которых я погубил за безумие их; не называй Богом Того, Кто был распят на кресте, ибо Он был чревоугодник, друг мытарей и грешников (Мф.11:19), противник отеческих законов. Поступи же так, как прилично твоему благородному происхождению, отвергнись Назарянина17 и будь единомысленною с нами. И будешь ты вместе с царицей в царских палатах, почитаемая всеми и проживешь в довольстве, свободная от всех, связанных с вдовством, бедствий. До нас дошла добрая слава о тебе и самое дело подтверждаешь это. Действительно, ты имеешь великие богатства, много всякого имущества, рабов и рабынь, почитаема всеми, молода и красива, но при всем благополучии, не пожелала вторично выйти замуж. Еще говорят о тебе, что ты добродетельна и благоразумна. Поступи и теперь, как следует: будь благоразумна до конца, послушайся моего здравого совета и не вздумай такую красоту и молодость свою, а равно невинность детей твоих, отдать в руки мучителей, которые доставят более стыда и бесчестия, нежели мучений. Перестань славить Распятого и, подчинившись законам нашим, избери полезное для себя и для детей своих.

Блаженная и досточтимая женщина ответила царю такими словами:

– Следовало бы тебе, царь, почитать Того, Кто дал тебе власть, и эту порфиру, и эту диадему18, – даже более того: дал тебе самое бытие и жизнь. Это – Сын Божий и Бог. Ты же обнаружил неблагодарность за столь великое благодеяние Его, и дерзким языком злословил Благодетеля своего. Разве ты не боишься, что гром с высоты поразит тебя? Ты хочешь удостоить меня великих почестей, но я считаю ваши почести бесчестием для себя, и не хочу, чтобы меня хвалил тот язык, который хулит Бога моего. Не буду я и безумна настолько, чтобы жить с врагами Божиими в домах грешников.

Услышав сие, царь исполнился гнева и, обратившись к своим вельможам, сказал:

– Вы видите, как бесстыдно эта скверная женщина злословить нас!

Затем он велел снять покрывало с головы Синклитикии и дочерей ее и с непокрытою головою и распущенными волосами водить ее по городу, подвергая издевательству и насмешкам. Когда ее водили с бесчестием по городским улицам, она увидела, что многие женщины плачут по поводу причиняемого ей издевательства и позора. Обратившись к ним, она сказала:

– Я знаю, подруги мои, как вы скорбите обо мне, что позорят меня и моих дочерей! Но не скорбите, когда я радуюсь, и не плачьте, когда я веселюсь. Этот день радостнее для меня, чем день брачный, ибо я страдаю ради Жениха19 моего, для Которого я беспорочно сохранила свое вдовство. Для Него я сохранила и непорочное девство моих возлюбленных дочерей. Я радуюсь ныне, что Господь мой видит поругание мое, слышит мое исповедание и знает мое усердие; я не пожелала ни почестей, ни богатств, и даже не хочу сей временной жизни. Единственное мое желание обрести Христа, явиться к Нему в сонме святых мучениц и привести к Нему плод чрева моего – сих моих дочерей. Поэтому прошу вас, сестры мои, не плачьте обо мне, но лучше радуйтесь со мною, что я иду соединиться с нетленным моим Женихом Небесным.

После сего ее опять привели к царю. Царь сказал ей:

– Откажись от исповедания Христа, и останешься жива.

Святая отвечала:

– Если я отвергнусь Христа ради сей временной жизни, то кто избавит меня от вечной смерти и огня неугасающего?

Затем, подняв очи к небу, она сказала:

– Да не будет со мною, о бессмертный Царь, чтобы я отверглась Тебя, Единородного Сына Божия, и послушалась хулителя и клятвопреступника, который хитростью взял город и преследует Твою святую Церковь.

Царь исполнился сильной ярости и вскричал:

– О, скверная женщина! сейчас же раздроблю твое тело, растерзаю чрево твое, брошу тебя на съедение псам и увижу: избавит ли тебя от моих рук Назарянин, на Которого ты надеешься?

Не вынося этих слов мучителя, старшая дочь Синклитикии которой был двенадцатый год, плюнула ему в лицо. Тотчас стоявшие здесь слуги отсекли ей голову, а вместе с нею умертвили мечом и младшую ее сестру.

Так пали мертвыми обе дочери пред очами достохвальной матери своей. Тогда царь повелел собрать кровь их и под. нести к устам матери, чтобы она пила. Отведавши крови, она сказала:

– Прославляю Тебя, Господи Боже мой, за то, что сподобил меня вкусить чистой жертвы бедных дочерей моих. Тебе, Господи Христе, я приношу сию мою жертву. Тебе я представляю этих мучениц, чистых дев, изшедших из утробы моей. Соединивши и меня с ними, введи в Свой чертог, и, как говорить св. Давид: яви «матерью, радующеюся о детях» (Пс.112:9).

Затем мучитель повелел отсечь ей голову мечом. Так переселилась мать с своими дочерьми в обители вечного блаженства. Мучитель же с клятвою утверждал:

– Я не видел в своей жизни столь красивой женщины и таких прекрасных девиц, как эти, не пощадившие ни красоты, ни жизни своей.

На другой день, воссев на возвышенном месте, царь призвал Арефу с его сподвижниками, числом триста сорок мужей. Когда они предстали, царь, обратившись к Арефе, как старейшему, сказал:

– Ты, мерзкий человек, восстал против нашей власти, возбудил весь город против нас и повелел сопротивляться нам. Ты заставил граждан повиноваться твоим словам, как закону, а наши законы и повеления ты отвергаешь. Ты научил народ чтить Распятого, как Бога, и считать помощником Того, Кто Сам Себе не помог, когда был распинаем. Почему ты не последовал отцу твоему, который, управляя Награном, повиновался царям, бывшим раньше нас? Поистине, достоин ты и все последователи твои – мучений, подобно мужам и женам, уже преданным нами смерти, которым Сын Марии и древодела20 не мог оказать никакой помощи.

Старец в это время стоял в раздумье, сильно страдая от горделивых речей богомерзкого царя. Затем он вздохнул от глубины сердца и сказал:

– Не ты, царь, виноват во всем том, что произошло, а виноваты наши граждане, которые не послушались совета моего. Я советовал им не отворять городских ворот тебе, – человеку хитрому и лукавому, но мужественно бороться с тобою. Они же не вняли моим словам. Я хотел выйти с небольшим отрядом против всех твоих войск, как некогда Гедеон против мадианитян21, ибо я надеялся на Христа моего, ныне хулимого тобою. Он помог бы мне одолеть, победить и уничижить тебя, безбожного клятвопреступника, забывшего установленный нами договор, по которому ты клятвенно обещал сохранить город и граждан.

Один из сидящих вместе с царем сказал святому:

– Так ли научает вас закон Моисеев? Он заповедует: «начальника в народе твоем не поноси» (Исх.22:28). Да притом, и ваше Писание учит чтить царя, не только доброго и кроткого, но и строптивого (1Пет.2:17-18).

Святой отвечал ему:

– Разве ты не слышал о сказанном Ахаву пророком Илиею. Когда Ахав обратился к Илии с словами: «не ты ли развращаешь Израиля? – Илия сказал ему тогда: «не я развращаю Израиля, а скорее – ты и дом отца твоего»22. Смотри: он не только одного Ахава, но и весь дом его укорил и обличил; однако закона не нарушил. Да и всякий, благоговейно чтущий Бога, не нарушает закона, когда обличает нечестивого царя за его нечестие, – царя, который не побоялся хулить Бога и злословить Создателя. Однако я вижу, что вы пренебрегаете долготерпением Божиим и стремитесь к тому, чтобы и мы поступили подобно вам. О, царь неправедный, безбожный и бесчеловечный! Так ли ты поступил с нами, как обещал? Такая ли правда прилична царю? Таковы ли были цари, правившие раньше тебя? Поистине – не таковы, но добрые и кроткие, милосердные и правдивые, хранившие сказанное ими слово и оказывавшие милость своему народу. А ты, клятвопреступник, не можешь насытиться человеческою кровью! Знай же, что всеведущий Бог скоро низложить тебя с царского престола и даст его человеку верующему и доброму, а равно утвердит и возвысит христианский род и созиждет церковь, которую ты сжег огнем и сравнял с землею. Что касается меня, то я считаю себя блаженным, так как в глубокой старости, имея девяносто пять лет и видев сыновей сынов моих и дочерей моих, принимаю мученическую кончину и родной город привожу с собою в жертву Богу.

Обратившись затем к народу и к своим товарищам по мучению, он начал говорить так:

– Граждане, друзья и близкие мне! Мы обманулись, поверив клятве и лукавым речам сего безбожного царя, ныне же мы видим его неправду и слышим его богохульные слова. Хорошо бы сделали мы, если бы сопротивлялись ему на войне и крепко стояли до конца! Нам помог бы Бог победить его. Но так как случилось иначе, и нам предстоит теперь: или, повиновавшись врагу, бедственно жить в сей временной жизни, или же, не оказывая повиновения, принять блаженную кончину, – то постараемся наследовать чрез страдание бессмертную славу. Что может быть славнее мученичества и что почетнее страданий за Христа! Давно уже я имел мысль и желание претерпеть муки за Христа. Ныне, получив желаемое и найдя искомое, я радуюсь и готов сейчас же умереть. А вы, братие, не страшитесь и не будьте малодушны; не обнаруживайте привязанности к временной жизни, чтобы ради нее не лишиться жизни вечной. Также и мучитель наш будет похваляться, если, устрашив угрозами, отторгнет кого-либо из нас от святой веры; будет он превозноситься в своей гордости, как будто он победил всех, и еще более увеличит свои хуления на Сына Божия. Если же найдется кто-либо среди нас, кто боится смерти и помышляет отречься от Христа – Вечной Жизни, тот пусть немедленно выйдет из нашей среды, пусть отделится от единодушного и единомысленного сонма нашего и не носит напрасно имени христианина. Всякий, кто отречется Тебя, Христе, Слове Божий, ради временной жизни, пусть лишится ее! Если же кто-либо из моих сродников или ближних, одолеваемый желанием временных благ, оставит Тебя, Создатель, и пойдет во след скверного царя, то не дай ему, о Царю Христе, наслаждаться тем, что представляется ему благом и утешением, но пусть постигнут его всякие бедствия и невзгоды!

Когда святой сказал сие, все без исключения христиане, проливая теплые слезы, заговорили:

– Будь спокоен, наш вождь и учитель! никто тебя не оставит, никто не выделится из нашего сонма. Все мы готовы раньше тебя умереть за Христа и принять блаженную кончину.

Святой ответил на это:

– Я пойду впереди вас; я умру первый и буду вашим предводителем. Как в городе вы мне дали предводительство, так дайте мне и здесь первому явиться ко Христу.

Затем святой присовокупил:

– Если кто из сыновей моих останется живым в святой вере, тот пусть будет наследником моих имений. Из них три селения я отдаю святой Церкви, которая скоро будет восстановлена. Ибо сей беззаконный мучитель скоро погибнет, а Церковь Христова в этом граде утвердится и процветет, как цвет багряный, омытый кровью стольких рабов Христовых.

Сказав сие, святой благословил народ, и, воздев руки и возведя очи к небу, воскликнул:

– Слава Тебе, Господи, за все случившееся! Обратившись к царю, он сказал:

– Благодарю тебя, царь, за то, что ты имел терпение и не прерывал моих речей, но дал мне время побеседовать с друзьями моими. Теперь уже не медли больше, но делай, что хочешь, ибо ты видишь нашу решимость; ты узнал наш образ мыслей и видишь, что не может быть того, чтобы мы отверглись Христа и последовали твоему безбожию.

Видя их непреклонность, царь всех их осудил на смерть, святых отвели к одному потоку, называвшемуся Одиасом, чтобы там казнить их усечением. Когда пришли к указанному месту святые предались усердной молитве. Они молились: – Господи, Господи! надежда нашего спасения! Ты осенил главы наши в день борьбы. Теперь изведи нас в жизнь вечную, потому что мы ничего не возлюбили более Тебя: ни отечества, ни сродников ни богатств, но все сие оставили ради Тебя. Даже самую жизнь нашу мы презрели и уподобились овцам ведомым на заклание. Молим Тебя смиренно: отомсти за кровь рабов Твоих, простри руку на гордыню нечестивого царя, приими под Свою защиту детей умерших за Тебя людей, утверди город, похваляющийся Твоею честною кровию, крестом и страданием. Ты видишь, что с ним сделали враги Твои: они разорили благолепие его, осквернили Твою святыню, сожгли Твой святой храм. Воздвигни же его опять и дай скипетр23 царям христианским!

Во время сей молитвы святых воины начали казнить их. Первому отсекли голову святому и великому Арефе, как предводителю христиан, а затем и всем прочим святым мученикам. Таким образом триста сорок мужей приняли блаженную кончину.

Тут же находилась одна верующая женщина, гражданка сего города. При ней был сын, малое дитя, не более пяти лет от роду. Видя усечение мечем святых мучеников, она подбежала к ним и, взяв немного крови их, помазала ею себя и своего сына. Затем, исполнившись ревности, она проклинала царя и громко возглашала:

– Будет этому иудею тоже, что и фараону24.

Воины схватили ее и, приведя к царю, пересказали слова ее. Не давши ей ничего сказать и ни о чем не спрашивая, царь велел немедленно сжечь ее на костре.

Когда разведен был большой огонь и мучители стали вязать сию блаженную женщину, чтобы бросить ее на костер, малолетний сын ее стал плакать. Увидев же сидящего царя, мальчик подбежал к нему, обнял его ноги и, с очами полными слез, умолял, как умел, о спасении матери.

Царь взял к себе на колени этого красивого и речистого мальчика и спросил:

– Кого ты больше любишь: меня, или мать?

Мальчик отвечал:

– Я люблю мать, почему и подошел к тебе. Умоляю тебя, прикажи развязать ее: пусть она и меня возьмет с собою на мучение, о котором часто меня поучала.

Царь спросил его:

– Что это за мучение, о котором ты говоришь? Мальчик, исполненный благодати Божией, действовавшей в нем, отвечал:

– Мучение состоит в том, чтобы умереть за Христа с целью опять жить с Ним.

Царь спросил:

– А кто сей Христос?

Мальчик ответил:

– Иди со мною в церковь, и я покажу тебе Его. Затем, опять посмотревши на мать, ребенок с плачем сказал:

– Отпусти меня; я пойду к матери.

– Зачем же ты пришел ко мне, оставив мать? – возразил царь. – Не ходи к ней, а оставайся с нами. Я дам тебе яблок, орехов и всяких красивых плодов.

Так царь беседовал с ним, как с простым ребенком, предполагая в нем детский разум. Но ребенок превосходил свой возраст разумом и ответил ему серьезно:

– Я не останусь с вами, а хочу идти к матери. Я думал, что ты – христианин и пришел умолять тебя о матери своей. А ты – иудей; поэтому я не хочу у тебя оставаться, да и не возьму ничего из твоих рук. Я хочу только, чтобы ты отпустил меня к матери.

Царь удивился такому разуму малого ребенка. Ребенок же, увидев, что мать его брошена в огонь, сильно укусил царя. Почувствовав боль, царь оттолкнул его от себя, а затем повелел одному из стоявших тут вельмож взять его и воспитать по иудейскому закону, в ненависти к христианству. Вельможа взял ребенка и, удивляясь его разуму, повел его в свой шатер. На пути он встретился с своим другом, остановился и начал рассказывать о сем ребенке. Они стояли недалеко от костра, на который была брошена святая мать младенца. Когда они беседовали, мальчик вырвался из рук ведущего его, быстро побежал и вскочил в огонь; там, обняв свою мать, он сгорел вместе с нею. Так мать с сыном стали благоухающею жертвою всесожжения пред Богом.

Слава Богу, так умудрившему малого младенца, что над ним исполнились слова пророческие: «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу, ради врагов Твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя» 25.

Когда все это происходило, князья и воеводы беззаконного царя сожалели о столь значительном пролитии крови христиан. Они обратились к царю и просили, чтобы он прекратил кровопролитие и не губил города, из которого ежегодно доставлялось много дани. Беззаконник поступил согласно их просьбе и перестал проливать кровь неповинную. Однако, он избрал много тысяч младенцев и девиц как из этого города, так и из всей Награнской области, и одних взял в рабство себе, а других роздал по своему усмотрению, вельможам и воинам. Весь город, который ранее свободно покланялся Пресвятой Троице, подчинил он тяжкому рабству, после чего отправился в свою столицу.

Когда сей богоненавистный иудей возвращался домой, на небе явился огонь и всю ночь освещал воздух. Вследствие явления сего огня, Дунаан и все войска его были в большом страхе. И стал огонь падать на землю в виде дождя и причинил много вреда. Это было знамением гнева Божия и началом отмщения за пролитую кровь. Однако новый фараон не захотел исправиться и не смирился пред крепкою рукою Божиею. Он воспылал такою бешеною яростью против христиан, что задумал истребить их не только в своей стране, но и в других областях и царствах. Именно, он послал послов к царю персидскому26, убеждая его сделать подобное же и избить всех христиан в своей области, если он желает, «чтобы к нему было милостиво солнце и отец солнца, Бог Еврейский». Персы почитали солнце, как бога. Поэтому и Дунаан, желая вооружить персидского царя против христиан, называл еврейского Бога «отцом солнца». Писал он и к сарацинскому27 царю Аламундару, обещая ему много золота, если он истребит подвластных ему христиан.

Услышав обо всем этом, благочестивый греческий царь Иустин сильно опечалился и, скорбя сердцем по поводу гонения на христиан, послал письмо к александрийскому архиепископу Астерию, прося его побудить ефиопского царя Елезвоя к войне против нечестивого иудея для отмщения за кровь христиан. Кроме того, и сам он написал к царю Елезвою обо всем, что сделал Дунаан с христианами в Омиритской стране, особенно в городе Награне, а равно и о том, что он посылал послов к царю персидскому и к князю сарацинскому, просьбами и подкупом вооружая их против христиан. При этом Иустин просил Елезвоя, как имеющего смежные пределы с Дунааном, пойти войною против сего богохульника, жаждущего христианской крови. Архиепископ Астерий возбуждал Елезвоя к войне, а сам усердно молился Богу о помощи христианам и о рассеянии врагов их. Он послал также и ко всем инокам, находившимся в Нитрии и в скитах28, прося их молиться. Ефиопский царь Елезвой узнал обо всем, происшедшем в Омиритской стране, не только от царя Иустина и архиепископа Астерия, – он сам знал и раньше, так как его войска, оставленные стеречь смежные города, были перебиты. Пламенея ревностью по Боге и болея сердцем за христиан, он хотел немедленно пойти войною на Дунаана, но не мог, так как была зима; и ждал он лета, готовя все необходимое для войны. Когда прошла зима, он собрал из собственных войск и из воинов других народов, пришедших к нему на помощь, войско в сто двадцать тысяч человек. Зимою же он вооружил семьдесят индийских кораблей, а равно взял шестьдесят кораблей у купцов персидских и ефиопских, прибывших для торговли, многие же ветхие корабли исправил. С наступлением весны, Елезвой пошел с своими отрядами на войну. Из нижней Ефиопии29 он послал часть войска сушей в омиритские, области, а сам с прочими войсками сел на корабли и отправился морем. Он хотел вступить в Омиритскую страну с суши и с моря, чтобы отовсюду окружить иудейского царя. Но Бог, все устрояющий премудро и творящий не по человеческой воле, а по Своим неисповедимым судьбам, – зная, что может служить на пользу, разрушил намерения блаженного царя Елезвоя. Войска его, посланные к омиритам сушею, заблудились в пустынях и горах, в непроходимых и безводных местностях, и не могли ни дойти до Омиритской области, ни вернуться назад. Блуждая много дней, они изнемогли от жажды и падали мертвыми. Только немногие остались в живых и, возвращаясь в свое отечество, приносили неутешительные вести. Равным образом, и царю, плывшему по морю на кораблях, не было удачи. Пристав к одному городу, по имени Дакелу30, царь вышел с корабля и пошел к церкви, стоявшей на берегу моря. Тут он снял с себя венец и порфиру, царскую одежду и знаки своего достоинства и, оставив их у дверей церкви, вошел в нее в одежде нищего и долго молился с умилением пред алтарем.

Вспомнив в молитве чудеса, которые Бог сотворил в Египте и в пустыне неблагодарным евреям, царь говорил:

– Неблагодарны были иудеи к Тебе, Благодетелю своему, – не только те, которых ты извел из Египта, но и дети их, и все племя, даже доныне. Ты знаешь, Господи, какое зло они причинили Твоему городу Награду, в котором они захватили хитростью людей твоих. Они сотворили беззаконный совет против святых твоих и стремятся истребить с лица земли оставшихся еще христиан. Если все это совершается за грехи наши, то молим Твою благость; не предай нас в руки их, но Сам казни нас, как Тебе угодно, ибо Тебе свойственно как величие, так и милость! Врагам же нашим не предавай нас, чтобы они не сказали:

– Где их Христос, на Которого они надеются, и где их Крест, которым они похваляются?

Так помолившись со слезами, царь вышел из церкви и оставил город. Тут он услышал, что некий святой инок, по имени Зинон, недалеко от города безвыходно пребывает в уединенной келлии сорок пять лет, и за свою добродетельную жизнь получил от Бога дар пророчества и знание будущего. К сему иноку царь пошел в виде простого воина; он взял с собою сосуд с ладаном31, а под ним скрыл золото, в надежде, что старец, по неведению, вместе с фимиамом примет и золото. Вошедши к старцу, царь поклонился ему и, передавая принесенный дар, просил помолиться о нем, причем спросил: поможет ли им Бог в войне против иудея Дунаана, на которого они идут, чтобы отомстить за кровь христиан?

Будучи прозорливым, старец узнал в нем царя, а равно и то, что под благовониями скрыто золото. Дара он не принял и сказал:

– Разве ты не слышал, что говорит Господь: «Мне отмщение, Я воздам»32? На погибель свою предпринял ты войну. У тебя будет отнято царство, и многие вместе с тобою лишатся жизни.

Услышав сие, царь сильно испугался и с плачем и сетованием ушел от святого. Находясь в великом горе и печали, он размышлял в течение всей ночи, недоумевая, что ему делать. Наконец он решил бежать. Однако, когда наступило утро, он опять пришел к иноку. Тот сказал ему:

– Нет на земле такого города, где бы ты мог избежать смерти. Но если ты хочешь остаться живым и победить нечестивого царя, то обещай, потом перейти в иноческое житие.

Елезвой обещал с клятвою, говоря:

– Если мне Бог даст победу над Дунааном, я тотчас оставлю царство и стану иноком.

Слыша сии слова царя и видя его слезы, старец помолился о нем Богу и благословил его, как некогда Саул – Давида против Голиафа (1Цар.17:37), и сказал:

– Да будет Бог с тобою! Иди, вспомоществуемый жертвами мучеников, молитвами архиепископа Астерия и святых отцов-пустынников, молящихся о тебе, а равно слезами блаженного царя Иустина. Ты победишь Дунаана и отомстишь за кровь неповинных.

Царь утешился в своей печали, принял благословение и пошел к своим войскам, радуясь и прославляя Бога.

В это время омиритский царь Дунаан, услышав, что Елезвой, царь Ефиопский, идет против него морем и сушею, также собрал множество войск и, сильно вооруженный, стал на границах своей земли, ожидая нашествия Елезвоя. Когда же он услышал, что войска Елезвоя, шедшие сушею, погибли в пустынях, то обрадовался и уже не опасался с суши, а только остерегался со стороны моря. Но и тут опасности не было. Между Ефиопией и страною Омиритскою есть морская мель и узкое место, шириною менее двух стадий33. На ней было рассеяно множество больших и острых камней, едва прикрытых водою. Потому место сие было весьма затруднительно для прохождения кораблей. К сему Дунаан еще присоединил большое препятствие. Он протянул толстую и огромную железную цепь и загородил ею морскую мель, чтобы не только частые камни, но и железная цепь преградили путь Елезвою и не допустили кораблей его по ту сторону.

Но Бог, «разум Его неизмерим» (Пс.146:5), погубил премудрость хитрого иудея. Своею чудесною силою Он устроил на этом непроходимом месте удобный путь для христиан.

Когда Елезвой отплыл от города Дакела с доброю надеждою, поднялся попутный ветер. Поставив паруса, они плыли очень быстро и через несколько дней достигли пределов Омиритской страны. Когда же подошли к узкой морской мели и еще ничего не знали, царь повелел прежде всего переплыть десяти кораблям, а после них назначил к переправе и еще двадцать кораблей, на которых находился сам, наблюдая с высоты за переправою. Остальное же множество кораблей оставалось далеко позади, в ожидании, пока переплывут передние. Но, лишь только отправились первые десять кораблей, тотчас Господь Бог, Которому принадлежат пути морские, приспел на помощь Своим верным, и, где должна была совершиться гибель кораблей, там сверх ожидания Господь устроил спасение. Неожиданно поднялась на море великая буря, и волны вздымались высоко, как горы. Подхватывая корабли, они переносили их чрез то опасное место. Только один корабль остановился на железной преграде и казался стоящим на камне, – но силою Божией вода поднялась высоко и перенесла его. Так исполнилось сказанное пророком Давидом: «Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах, видят дела Господа и чудеса Его в пучине» (Пс.106:23-24)34.

Такое чудо сотворила крепкая рука Божия. Она не только передние корабли перенесла волнами чрез неудобное, прегражденное камнями и железною цепью, место, но и самую железную преграду расторгла бурею и морским волнением, и устроила для прочих кораблей удобный проход.

Перенесши чрез опасное место десять первых кораблей, волны поставили их у берега, на расстоянии двухсот стадий от того места, где стоял царь Дунаан со всеми омиритскими войсками. Другие же двадцать кораблей, на которых находился и царь Елезвой, хотя и переплыли морскую теснину, однако, отгоняемые ветром, не настигли передних, но были разбросаны волнами по морю. Узнав о приставших к берегу кораблях, Дунаан тотчас послал на конях тридцать тысяч вооруженных воинов, чтобы они препятствовали христианам сойти с кораблей на сушу. Разбросанные же по морю корабли подплыли к десяти передним кораблям лишь по прекращении бури; но они остановились, и люди не могли выйти на землю, потому что их сильно побивали с берега воины Дунаана. Остальные многочисленные корабли только на третий день переплыли опасное место и остановились неподалеку от берега. Но с передними кораблями соединиться они не могли и, далеко отстоя друг от друга, ничего не знали одни о других.

Думая, что царь ефиопский находится там, где стояло множество разбросанных кораблей, Дунаан пошел туда с своими войсками и расположился вблизи берега, препятствуя неприятелю высаживаться из кораблей на сушу. Так стояли они долгое время, и обе стороны начали терпеть великую нужду. Ефиоплянам, находившимся на кораблях, недоставало хлеба и воды, а Омиритов, стоявших на берегу, одолевал солнечный зной. Тогда Дунаан послал одного князя из своих сродников с двадцатью тысячами конных воинов на помощь тем тридцати тысячам воинов, которые стерегли передние корабли, не позволяя христианам выходить на землю. С тем князем пошел и один царский евнух, носивший пять золотых копий35. Много дней сражались они с христианами, которые по частям высаживались на сушу и располагались на берегу лагерем. Однажды, посланный Дунааном князь, взяв с собою евнуха, носившего золотые копья, и несколько слуг, вышел из своего стана на охоту и заночевал там. В ту же ночь некоторые из воинов Елезвоя, бывшие на берегу, страдая от голода, условились бежать. Похитив лошадей, они сели на них и скрылись из лагеря. По случаю, а скорее – по Божию устроению, они натолкнулись на омиритского князя и на царского евнуха, сидевших в засаде на зверей, и вступили в борьбу с ними. Одолев их, они захватили князя, родственника царя, и евнуха с копьями, а прочих изрубили мечами и затем возвратились к своим кораблям, ведя живых пленников к своему царю и неся золотые копья. Царь сильно обрадовался и возблагодарил Бога, начавшего предавать в его руки врагов святого Креста, а золотые копья обещал отдать храму Божию на благоукрашение алтаря. Ранним утром, приготовив воинов к сражению, царь посадил их на небольшие суда. Вышедши на сушу, они призвали на помощь Господа и начали жестокую битву с Омиритами. Последние, лишившись своего предводителя, стали приходить в смятение и, показавши тыл, обратились в бегство. Христиане преследовали и посекали их, как стебли. Бог помогал им, и ни один из противников не убежал, но все пали от христианского меча, так что не осталось, кто бы мог уведомить иудействующего царя о гибели его войск. По поводу дарованной им победы, христиане вознесли благодарственные молитвы Богу.

Но еще не пришло время для полного торжества христиан. Большая часть войска Елезвоя, находившаяся на задних кораблях, испытывала великое стеснение по двум причинам: у них оскудевали запасы пищи и питья; кроме того, они не знали, где находится их царь с передними кораблями. Елезвой же, имея у себя в плену родственника царя и евнуха, пошел к стольному городу Омиритской страны, называвшемуся Фаром, где был дворец царя Дунаана. Не найдя у города стражи, Елезвой взял его без труда. Затем, он вошел в царские палаты и сел на престоле Дунаана; все богатства его захватил, а царицу с ее двором взял в плен. Некоторые же, бежавшие из города, пришли к царю своему Дунаану, продолжавшему войну против кораблей Елезвоя, и рассказали ему все, как Елезвой победил войска и захватил стольный город и царицу.

Услыхав это, Дунаан сильно испугался. Под влиянием страха мужество оставило его, и он не знал, что ему делать. Господь отнял у него разум и начал отмщение за неповинную кровь христиан. Беззаконный Дунаан стал бояться не только Елезвоя, но и собственных вельмож и сродников. Не доверяя им и опасаясь, чтобы они не изменили ему и не передались Елезвою, он сковал их всех и самого себя золотыми цепями и засел в своем лагере, ожидая последней казни. Так обезумел окаянный царь, потому что на него напал страх, как некогда на властителей Едомских, Моавитских и Ханаанских, о которых говорится в Священном Писании: «тогда смутились князья Едомовы, трепет объял вождей Моавитских, уныли все жители Ханаана» 36.

В это время христиане, оставшиеся на многочисленных кораблях, стоявших позади, ничего не знали и, находясь в большом смущении и скорби, вдали от своего царя, обратились к усердной молитве. Совершив на кораблях Божественную литургию и причастившись Божественных Таин, они возопили единогласно к Богу, прося помощи. И тотчас послышался с неба голос, призывавший:

– Гавриил, Гавриил, Гавриил!

Услышав сей голос, верующие укрепились духом, и, вооружившись для битвы, пустились на малых судах к берегу. И вот среди них явился некий воин, имевший в руках железный жезл, на верху которого был крест; другой же конец жезла был остр, как копье. С сим оружием воин прежде всех устремился на берег, тотчас сразился с вооруженным ратником, сидевшим на коне, и пронзил его вместе с конем. Когда конь и всадник пали, тотчас все враги устрашились и побежали от берега. Христиане же, взявши берег, пошли стройными рядами против нечестивых. Произошло великое побоище. Господь смутил иудеев и язычников, и они не могли противиться христианам. И пало тогда все войско богомерзкого царя Дунаана, как трава, скошенная косо.

Когда затем христиане достигли царской палатки, то нашли там царя, скованного золотыми цепями, с князьями и сродниками, сидевшего в состоянии безумия. И удивлялись все они этому странному явлению. Ничего не предпринимая по отношению к ним, христианские воины стерегли пленных их до тех пор, пока не узнали, что царь их, блаженный Елезвой, взял неприятельскую столицу. Тогда они послали ему известие о дарованной Богом победе над мерзким иудеем. Оставив в городе часть войска для охраны, царь Елезвой сам поспешил к своим христианам. Нашедши Дунаана с его свитою сидящими в золотых цепях, Елезвой своею рукою казнил его и всех бывших с ним. Велико было торжество христиан и неизреченна радость по слову: «Возрадуется праведник, когда увидит отмщение» (Пс.57:11).

Возвратившись в город, Елезвой казнил всех неверных, бывших в царских палатах с царицею, и совершенно истребил всех врагов Христовых. Затем он послал известие к царю Иустину и к архиепископу Александрийскому, сообщая, что Господь возвеличил над ними свою милость, положил под ноги их врагов их и отомстил за кровь христианскую. Все возблагодарили Бога. Архиепископ тотчас прислал к Омиритам епископов и священников, чтобы научить вере и крестить оставшихся людей. Елезвой же начал созидать по городам церкви и распространять славу имени Иисуса Христа. Пришедши в мученический город Награн, он восстановил церковь, которую сжег нечестивый Дунаан, – гробы святых мучеников благолепно украсил, а всех христиан ободрил и объявил свободными. Оставшегося в живых сына святого Арефы он поставил воеводою в городе, а всю Омиритскую землю в непродолжительное время очистил от безбожного нечестия и просветил святою верою. Затем он поставил царем благочестивого и добродетельного человека, по имени Авраамия, установил христианские законы церковные и гражданские и, упрочивши благоустройство, возвратился с своими войсками в свою страну, прославляя Бога. Возвратился он с великими богатствами, так как войска его захватили много добычи.

Прибыв в свою страну, Елезвой воздал за все благодарение Богу и послал свой царский венец в Иерусалим, а сам, спустя несколько дней, предав воле Божией Ефиопское царство и себя самого, оставил все. Ночью он вышел тайно из царских палат и из города, в скромной одежде, не как царь, а как какой-либо нищий, и заключился близ находившегося там монастыря, в келлии, из которой не выходил до самой кончины своей, трудясь для Бога день и ночь. Пищею его была одна лепешка на три дня, иногда же вкушал он смоквы и финики. В келлии своей он не имел ничего другого, кроме войлока, деревянного ведра и корзинки. Вина и масла он никогда не вкушал. Так он отрекся от всего мира и славы его, все помышление свое обратил к Богу и Ему Единому служил, проживши пятнадцать лет в иночестве. Он удостоился блаженной кончины и преставился с миром. За все сие Богу нашему слава всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

 

Кондак, глас 4:

Веселия ходатай нам наста светоносный днесь страстотерпец праздник, егоже совершающе, славим в вышних Сущаго Господа.

________________________________________________________________________

1 Юстин – дядя Юстиниана, царствовал с 518 по 537 год.

2 Ефиопия – в Африке, соответствует нынешней Абиссинии. Она находилась в верховьях р. Нила и граничила с Фиваидскою областью Египта на севере, с Ливиею на западе, с южною Ефиопиею на юге и с Аравийским заливом и Чермным морем на востоке. Столичный город ее – Авксумы. В первые века христианства Ефиопия была могущественною империею; ей принадлежала и часть Аравии. Христианскою верою она была просвещена в VI-м веке Едесием и Фрументием. В VII-м веке Ефиопляне были покорены арабами. С 727 года здесь начинается Коптская иерархия.

3 Омириты – жители южной Аравии, обитавшие близ Аравийского залива. В первые века христианства Аравию населяли 11 племен. Из них только Омириты и Савеи были христианами; остальные племена, находясь в частых сношениях с Иуде-ями, держались большею частью иудейской религии. Омириты были просвещены христианством Феофилом Индийским, вторым епископом Ефиопской столицы Авксумы. В VI веке у них были три знаменитые епископа: Павел, убитый Дунааном царем, Иоанн, поставленный при Юстиниане, и св. Григорий, ревнитель православия.

4 Царь Ефиопский потому выступил на защиту христиан – Омиритов, что самое христианство они получили из Ефиопии и, по всей вероятности, находились в церковной зависимости от Авксумской митрополии.

5 Награн, или Анагран, город у Аравийского залива, смежный с владениями Дунаана. Этот город, покоренный Элием Галлом, военачальником императора Августа, в 25 году по Р. Хр., находился под покровительством Римских императоров. Потому-то, может быть, он был более независим в религиозном отношении, чем города Омиритов.

6 Савеи и Омириты, жившие в близком соседстве по Аравийскому побережью и родственные между собою по происхождению, языку и религии, в VI-м веке сливаются в одно племя и нередко называются безразлично то тем, то другим именем.

7 Еллинами до Христа назывались греки, а в Св. Писании этим именем называются язычники вообще, как греки, так и другие народы, потому что многие из них говорили по гречески (Ср. Деян.11:20; 16:1-3).

8 Еретик – заблуждающийся в догматах Церкви, произвольно искажающий христианскую истину (2Пет.2:1; Тит.3:10).

9 Так гонители христиан называли Господа Иисуса Христа – с целью уничижения, – тем более, что крестная смерть считалась у римлян самой позорной казнью.

10 Дунаан повторяет хуления на Господа, произнесенные иудейскими архиереями, книжниками, фарисеями и старцами, а равно одним из разбойников, повешенных на кресте (Мф.27:41-43; Лк.23:39).

11 Рапсак, военачальник Сеннахирима, царя Ассирийского, был послан с многочисленным войском для покорения Иудеи при царе Езекии. Но войска Ассирийские в одну ночь были поражены Ангелом (185 тыс.), а остатки их со стыдом должны были возвратиться в свою землю (4Цар.18:13-37; Ис.36,37).

12 По мнению некоторых, епископ Павел был убит по приказанию Дунаана. Спрашивая о нем, царь обнаруживает неуверенность: подлинно ли исполнено его приказание?

13 Клирики – члены причта церковного.

14 Несторий – с 429 г. епископ Цареградский. Следуя учению Феодора, епископа Мопсуестского, он утверждал, что Иисус Христос не есть истинный Бог, а – человек, сын Иосифа и Марии, удостоенный, за святость жизни, особенной благодати Божией, и спасающий нас не искупительною смертью, а наставлениями и примером жизни. За сию ересь Несторий отлучен от Церкви на 3-м Вселенском Соборе и умер в Фиваиде в 436 году.

15 По определению четвертого Вселенского Собора (451 г.), в Иисусе Христе два естества соединены «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно».

16 Господь проповедовал Евангелие в Галилее чаще, нежели в других областях Палестины. Из Галилеи он предпринимал путешествия в Иерусалим, из Галилеян избрал Своих Апостолов, в Галилее явился Он и по Своем воскресении из мертвых. Прочие иудеи не любили Галилеян, и само название «Галилеянин» было презрительным (Мф.13:64-67; Иоан.7:41-62). Дунаан в данном случае следует примеру иудеев и Юлиана Отступника, называвшего Господа Иисуса Христа – Галилеянином

17 Так называли иудеи Господа Иисуса Христа, потому что Он большую часть Своей земной жизни провел в этом небольшом и бедном городке (Мф.2:23).

18 Порфира – пурпуровая дорогая одежда, в виде длинной мантии, которую носят государи в торжественных случаях. Диадема – царский венец.

19 Под этим словом разумеется Господь Иисус Христос, Жених Церкви Своей и всякой души христианской (Песн.4:9; Иоан.3:29; Мф.25:1 – 13).

20 Дунаан считал Господа Иисуса Христа простым человеком, сыном Марии и Иосифа.

21 Гедеон – судия Израильский (1245 г. до Р. X.). Призванный Богом к избавлению Израиля от Мадианитян, он с 300 безоружных воинов окружил ночью неприятельский лагерь и привел их в такое смятение, что они, поражая друг друга, обратились в бегство и затем были истреблены (Суд.7). Мадианитяне жили в Аравии. Происходя от Мадиама, сына Авраама от Хеттуры, они были родственны Омиритам. Потому о них и упоминает св. Арефа.

22 (3Цар.18:17-18). Ахав, сын Амврия, царь Израильский (924-903 г. до Р. X.). Он ввел в Израиле поклонение Ваалу и Астарте. Пророк Илия Фесвитянин грозно обличал нечестивого царя (3Цар.17-19).

23 Скипетр – короткий посох, знак верховной власти. При венчании на царство государи держали его в правой руке.

24 Фараон – общее название древних царей Египетских. В Св. Писании имя фараон встречается большею частью одно, без собственного имени. Здесь разумеется фараон по имени Тутмозис, или Аменофис, царствовавший во время исхода Евреев из Египта (Исх. 5-14). Он погиб со всем своим войском в Чермном море (Исх.14,15:1-21).

25 (Пс.8:3). Псалом прообразует хвалу из уст младенцев при входе Господнем в Иерусалим (Мф.21:16).

26 Персия граничит с Аравией на северо-востоке. Под царем здесь разумеется Хозрой Нугиирван, современник Иустина Греческого.

27 Сарацины – Аравийское племя, обитавшее южнее Каспийского моря и Кавказа, и простиравшееся до Сирии и Палестины. Самое название их производят или от Сарры, жены Авраама, или от Тюркского слова Шаракюн, т. е. восточный.

28 К югу от Александрии находилась Нитрийская пустыня, где проводили подвижническую жизнь аскеты Египта – ферапевты. Начало монашеству здесь было положено святым Аммоном, современником святого Антония (III в.). В самой Нитрии святой Аммон основал монастырь, а святой Антоний положил начало устройству скитов. В конце IV-го века тут было до 60 монастырей, устроенных по уставу святого Пахомия. К югу от Нитрии была Скитская пустыня, где обитало много иноков.

29 Под «нижней» Эфиопией разумеется северная низменная. Сухопутные войска были направлены Елезвоем чрез Фиваиду и Египет на север Синайского и Аравийского полуостровов. В северной части того, или другого (с точностью неизвестно), войска заблудились в пустынях и горах и в большинстве погибли.

30 Здесь разумеется город Скилис при входе в Аравийский залив, служивший портом для торговли с Индией.

31 Ладан был естественным произведением прибрежной Ефиопии, которым вместе с смирной и корицей жители страны вели обширную торговлю.

32 (Рим.12:19). Смысл текста: одному Господу принадлежит право наказывать людей за дела их.

33 Стадия равняется 871/2 саженям. Узкий проход, о котором идет речь, таким образом гораздо меньше 1/2 версты.

34 (Пс.106:23-24). Сии слова имеют такой смысл: Бог во всех обстоятельствах жизни руководит судьбами людей и направляет их пути, устраняя препятствия и опасности.

35 Золотые копья были знаком достоинства первого оруженосца царя.

36 (Исх.15:15) Переход Евреев чрез Чермное море и гибель фараона с его войсками вызвали страх у всех Хананейских народов, увидевших в этом событии помощь и покровительство Божие народу избранному.

 

Мученица Синклитикия Негранская

Святая мученица Синклитикия и две ее дочери (VI) пострадали от Аравийского царя Дунаана. Святая Синклитикия происходила из знатной семьи. Овдовев еще в молодости, она посвятила себя христианскому воспитанию дочерей и сама вела жизнь целомудренную и добродетельную. Замыслив уничтожить христиан в своей стране, иудей Дунаан начал гонение. Вызвав святую Синклитикию с дочерьми к себе, Дунаан пытался убедить ее оставить «безумие» и обещал за это взять в свиту своей жены. «Как не боишься ты, царь, злословить Того, Кто дал тебе царскую корону и жизнь?» – отвечала святая мученица.

Дунаан приказал водить мученицу Синклитикию и ее дочерей по городу как преступниц. Женщины, видя поношение святой, плакали, а она говорила им, что этот «позор» для нее дороже всякой земной почести.

Мученицу опять привели к Дунаану, и он сказал: «Хочешь остаться живой, отрекись от Христа». «Если я отрекусь, кто тогда избавит меня от вечной смерти?» – ответила святая. Разгневанный мучитель повелел сначала умертвить дочерей святой Синклитикии и их кровью напоить ее, а потом отсечь голову матери.

 

Блаженный Елезвой Эфиопский, царь, затворник

Блаженный Елезвой, царь Ефиопский, жил в то время, когда Аравией управлял гонитель христиан иудей Дунаан. Благочестивый Елезвой не мог равнодушно видеть, как уничтожают верующих во Христа, и объявил Дунаану войну. Но поход его был неудачен. Желая узнать причину поражения, Елезвой по указанию свыше обратился к некоему затворнику, и тот открыл царю, что он поступил неправедно, решив отомстить Дунаану, ибо Бог говорит: «Мне отмщение, Я воздам!» (Евр.10:30). Затворник посоветовал блаженному Елезвою посвятить Богу последние дни жизни, чтобы избежать гнева Божия за самовольную месть и победить Дунаана. Святой Елезвой дал обет Господу и, отправившись с войском на врага, победил его, взял в плен и казнил. После победы святой оставил царство, затворился в монастырской келлии и 15 лет провел в строгом воздержании и подвигах († ок. 553–555).

 

 

Тропарь блаженного Елезвоя, глас 4

Иже Божественным рачением подвигся/ на отмщение пролитыя крови праведных,/ яко Давид от Самуила,/ ты же от Зинона предивнаго,/ пророчески яже сбытися тебе предрекша,/ еже обещанием к нему,/ и того благословением победы на враги и одоления показавшу,/ отнюду же со отложением царства/ постных селений горы жизнь соверши, Елезвое царю,/ моли Небеснаго Царя Христа/ спасти души наша.

 

Кондак блаженного Елезвоя, глас 4

Высоту земнаго царства, и венца венец светлости,/ и багряницу отложшаго любве ради Царя Христа,/ от Негоже на Небесех славно венчана, Елезвоя царя мудраго,/ иже тленным царством и мимоходящим, Царство Вечное изменшаго,/ в пениих песненных восхвалим,/ молитвенника о мире велика.

 

Житие преподобного Арефы Печерского

Прп. Арефа Печерский, монах XII века, известен поучением о сребролюбии. Имея много богатств, он впал в отчаяние и ропот после кражи, за что был тяжело поражен болезнью. В видении он узрел спор Ангелов и бесов о его душе и услышал, что благодарность Богу за утрату вменилась бы ему как милостыня. Исцелившись, Арефа до конца дней провёл в затворе в глубоком покаянии. Погребён в Ближних пещерах Киево-Печерской лавры.

По истине достойно и праведно – всегда благодарить Бога не только за ниспосылаемые блага, но и за злоключения; ибо последние не для одних лишь праведников умножают благодать, как это было с Иовом1, но и великого грешника преобразуют в совершенного святого. Примером сего является преподобный Арефа, о коем самовидец преподобного, блаженный епископ Симон2, так свидетельствует.

Был в Печерском монастыре некий инок, по имени Арефа, родом из города Полоцка3. В своей келлии он хранил тайно большие богатства, но настолько был одержим скупостью, что никогда не подавал в милостыню нищему ни одной монеты, и даже на собственные нужды ничего не тратил. Однажды ночью пришли воры и украли все его богатства. Тогда он от большой скорби и печали едва не лишился жизни. Во время поисков украденного он стал нападать на неповинных и многих притеснял несправедливо. Вся братия молила его – прекратить такие розыски и утешала словами:

– Брат, «возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя» (Пс.54:23).

Но он не послушал их и резкими словами досаждал всем.

Спустя несколько дней впал он в тяжкую болезнь; но и тогда не прекратил, ропот и хулу. Человеколюбивый Господь «Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1Тим.2:4), явил на нем чудную милость Свою. Раз, лежа в постели, как мертвый Арефа после многих дней молчания неожиданно для всех начал громко восклицать:

– Господи, помилуй! Господи, прости! Господи, я согрешил Все – Твое, – и я не жалею о потерянном.

Затем, тотчас вставши с одра болезни, он объяснил братии причину своих восклицаний и рассказал о таком явлении

– Я видел, – говорил он, – что пришли ко мне ангелы, а равно и сонмище бесовское, и начали состязаться по поводу украденного у меня богатства. Бесы говорили: «он не прославил Бога за это, но хулил: поэтому – он наш и нам должен быть предан». Ангелы же сказали мне: «о, несчастный человек, если бы ты благодарил Бога за похищенное у тебя имущество, сие вменилось бы тебе в милостыню, как Иову, – ибо, кто творит милостыню, тот великую заслугу имеет пред Богом, так как творит по своему доброму произволению. Если же кто переносит насильственное похищение с благодарением, заменяющим благое произволение, тот имеет искушение от диавола. Ибо диавол причиняет человеку лишение, желая возбудить в нем хулу. Но человек благодарный все предаст на волю Божию, и потеря в таком случае – равносильна милостыни. Когда ангелы сказали мне сие, я возопил: «Господи, прости! Господи, я согрешил! Все – Твое, – и я не жалею о похищенном». Тогда бесы неожиданно исчезли. Ангелы же возрадовались и, вменивши мне пропавшее серебро в милостыню, отошли.

Услышав это, братия прославили Бога, наставляющего грешников на путь покаяния и возвестившего им о великой силе благодарения. Блаженный же Арефа, вразумленный Богом, с этого времени совершенно изменился к лучшему, как умом, так и нравом, так что все дивились и говорили о нем словами Апостола: «когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» (Рим.5:20).

Кого прежде никто не мог отвратить от хулы, тот потом сам не переставал хвалить, во все дни прославляя и благодаря Бога словами Иова «Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!» (Иов.1:21). Также и в прочих прегрешениях своих он усердно каялся, обнаруживая ревность в нелицемерной нищете, в послушании – не пред очами только людскими, в чистоте внешней и внутренней. Он подвизался в постоянной молитве, в строгом посте и во многих других добродетелях, телесных и душевных, к которым побудила его добродетель благодарения. Богатея добродетелями и преданностью Богу более, нежели прежде золотом и серебром, он после многих трудов преставился в вечный покой4. Он положен с почетом в пещере, и чудотворным нетлением своих мощей свидетельствует о своем блаженстве, равном блаженству милостивых, которые, по слову Господа, помилованы (Мф.5:7). По его святым молитвам да будем помилованы и мы, живущие с благодарением, и да удостоимся вместе с ним в царстве небесном благодарить Бога во Святой Троице, в бесконечные веки. Аминь.

________________________________________________________________________

1 (Иов.1-2,42). Память праведного Иова празднуется 6 мая.

2 Симон был сначала иноком Киево-Печерского монастыря, основанного преподобным Феодосием в половине XI века, затем игуменом во Владимирском Рождественском монастыре. С 1215 года он занимал епископскую кафедру – Владимирскую и Суздальскую, скончался в 1226 году. В последние годы жизни он написал киевопечерскому иноку Поликарпу послание о жизни святых иноков монастыря Киево-Печерского. Описанием их подвигов епископ Симон желал вразумить Поликарпа, который, из гордости и строптивости, выходил из послушания игумену и несколько раз покидал Киево-Печерский монастырь. Послание епископа Симона благотворно повлияло на Поликарпа, и он в 1220-х годах написал послание игумену Печерскому Акиндину о Киево-Печерских святых, подвиги коих ему и самому были известны, частью же были ему рассказаны епископом Симоном. Послания Симеона к Поликарпу и Поликарпа к Акиндину дали начало собранию сказаний о святых, называемому Патериком Печерским, который в 1661 году был напечатан в Киеве. Память прп. Симона – 10 мая.

3 Полоцк – ныне уездный город Витебской губернии, был стольным городом Полоцкого княжества.

4 Святой Арефа скончался не поздние 1190 года.

 

Тропарь преподобного Арефы, затворника Печерского, в Ближних пещерах, глас 2

Богатство твое душевное погубити хотя враг,/ помрачил тя бяше богатством тленным исперва,/ но всех спасаяй Господь / богатство гибнущее окрасти попусти,/ душевное же невредно соблюд,/ Небесных сокровищ наследника тя показа, Арефо,/ тем тя чтим и ублажаем.

 

Кондак преподобного Арефы, затворника Печерского, глас 2

Иова терпеливодушнаго ревнуя благодарению,/окра дений тленнаго своего имения претерпел еси благодарив, преподобне Арефо,/ тем с ним обрет нетленное имение на Небеси,/ моли Христа Бога о всех нас.

 

Сисой и Феофил, затворники Печерские, в Ближних Пещерах почивающие

Прп. Сисой затворник в общей службе преподобным Антониевых пещер называется «просиявшим в посте». Прп. Феофил в этой же службе именуется как «в чудесех изящный». Память всем преподобным – 28 сентября/11 октября, во вторую Неделю Великого поста и 24 октября/6 ноября.

 

Святитель Афанасий I, патриарх Константинопольский

Дни памяти

 

(переходящая) — Собор Афонских преподобных

6 ноября

 

Свт. Афанасий I, Патриарх Константинопольский, с юности посвятил себя монашеской жизни, подвизаясь на Афоне и в других обителях, где принял схиму. Дважды он занимал Константинопольскую кафедру (1289–1293 и 1303–1311), проявив себя как строгий ревнитель церковного порядка, что вызывало недовольство и вынуждало его уходить в затвор. Под конец жизни, укорённый в видении Христом за малодушие, он получил прощение и дар чудотворения. Скончался в столетнем возрасте.

 

Святитель Афанасий I, патриарх Константинопольский (1289–1293; 1303–1311), в миру Алексий, был родом из Адрианополя. Еще в юности, преуспев в познании мудрости Христовой, он покинул дом и ушел в Фессалоники, где в одном из монастырей принял постриг с именем Акакий. Оттуда он скоро удалился на Святую Гору Афон и вступил в братство Есфигменской обители, где три года служил трапезарем. В трудах и подвигах он стяжал дар слез, а своими добродетелями снискал всеобщее расположение братии. Боясь похвал, смиренный Акакий ушел с Афона сначала к святыням Иерусалима, а затем на Патрийскую гору, где долгое время подвизался в отшельничестве. Оттуда подвижник перешел на Авксентиеву, а потом на Галантийскую гору в монастырь блаженного Лазаря, где принял великий Ангельский образ с именем Афанасий, получил священный сан и стал экклесиархом. Здесь святой удостоился Божественного откровения: от распятия он слышал глас Господень, призывавший его к пастырскому служению.

Спустя 10 лет, желая еще более укрепить свой дух в безмолвии и молитве, святой Афанасий вновь поселился на Афонской Горе. Однако из-за возникших там нестроений возвратился на Галантийскую гору. Но и здесь ему недолго пришлось оставаться в уединении. Множество народа стекалось к нему за пастырским наставлением. Так на месте этом образовался женский монастырь. В то время кафедра Константинопольской Церкви пустовала после потрясений и смут времен патриарха Иоанна Векка. По предложению благочестивого императора Андроника Палеолога Собор архиереев и клириков в 1289 году единодушно избрал святого Афанасия на кафедру Вселенской Церкви.

Патриарх Афанасий с усердием стал исполнять новое послушание и много сделал для укрепления Церкви. Строгость его обличений вызвала недовольство влиятельного духовенства, и в 1293 году он был вынужден покинуть кафедру и удалился опять в свой монастырь, где подвизался в уединении. В 1303 году ему вновь был вручен жезл патриаршего служения, которое он достойно нес еще 7 лет. В 1308 году святитель Афанасий поставил в митрополита Киевского и всея Руси святителя Петра, предстоятеля Русской Церкви (память 21 декабря). И вновь из-за начавшегося недовольства, не желая быть причиной церковной смуты, святой Афанасий в 1311 году оставил управление Церковью и ушел в свою обитель, всецело посвятив себя иноческим подвигам.

К концу жизни святой вновь удостоился видеть Христа: Господь укорил его, что свой пастырский долг Афанасий исполнил не до конца. Обливаясь слезами, святой покаялся в своем малодушии и получил от Господа прощение и дар чудотворения.

Преставился святитель Афанасий в возрасте 100 лет.

По материалам сайта: https://azbyka.ru/days/sv-afanasij-i-konstantinopolskij

 

Тропарь святителя Афанасия, патриарха Цареградского

Чистоты жития светом страстное терние попалил еси/ и течением слез безплодную землю напоил еси,/ многоплодну ниву душевную соделав,/ Афанасие преблаженне,/ светило Царюграду, Патриархом удобрение,/ моли Христа Бога спастися душам нашим.

 

Кондак святителя Афанасия, патриарха Цареградского, глас 2

В светлую священия одежду одеявся,/ мысленно в Небесныя радостно достигл еси Царства/. Тем восприяша тя селения праведных,/ идеже есть неизглаголанно веселие,/ и слова, и всех святых лицы,/ святителю Афанасие,/ моли непрестанно о всех нас.

 

Преподобный Зосима (Верховский)

Дни памяти

11 февраля — Собор Екатеринбургских святых

(переходящая) — Собор святых Санкт-Петербургской митрополии

(переходящая) — Собор Кузбасских святых

(переходящая) — Собор Московских святых

6 ноября

 

Прп. Зосима (Верховский) родился в 1768 году в дворянской семье, с детства отличался благочестием и стремлением к подвижнической жизни. В 21 год, оставив военную службу, он удалился в пустынь, где стал учеником старца Василиска. Вместе они около 20 лет провели в суровых аскетических подвигах в сибирской тайге. Позже, по благословению свт. Филарета Московского, Зосима основал под Москвой женскую Троице-Одигитриевскую пустынь, став духовным наставником для многих сестер. Скончался старец в 1833 году, предсказав процветание обители. Причислен к лику святых в 2004 году.

 

Родители старца Зосимы были люди благородные, из древнего дворянского рода. Отец его, Василий Данилович Верховский, дослужился в полку Смоленской шляхты до чина полковника, а мать, Анна Ивановна, была из благородного дома Маневских. Они более заботились о нетленном, вечном богатстве, нежели о преходящем, временном, которое по их благочестию и усердию к храмам, по их странноприимству и щедрости в отношении к бедным и неимущим с течением времени весьма уменьшилось.

В семье Верховских было шесть дочерей и три сына. Так как дом их был недалеко от большой дороги, то странники и нищие весьма часто приходили в это гостеприимное пристанище.

Кроме благотворительности, жизнь их была украшена и другими христианскими добродетелями: усердием к церковным богослужениям и к домашней молитве, чтением духовных книг; особенно же Анна Ивановна любила читать Четьи-Минеи.

24 марта 1768 года, накануне праздника Благовещения Пресвятой Богородицы, Бог утешил родителей рождением младенца. В этот день Церковь празднует память преподобного Захарии, в честь его и нарекли младенца при Крещении.

С самых юных лет обнаружились добрые свойства мальчика. Он был добр и простодушен, сердце имел весьма чувствительное и горячее, и хотя был тих, кроток и молчалив нравом, но по горячности сердца минутами был и вспыльчив. Так как летами был он всех моложе в семье, то мало играл с братьями и сестрами, а чаще находился при родителях и так был привязан к ним, что почти неотлучно находился при них. Когда мать его читала вслух жития святых, то жития преподобных пустынников особенно занимали душу его: он не только хорошо понимал их, но и разгорался духом подражать им.

В иные дни до обеда убегал один в сад или огород и там наедине молился как умел и как понимал (ему было тогда шесть-восемь лет), а после молитвы ел плоды и овощи для того, чтобы за обедом не есть мяса. И когда родители спрашивали, почему он ничего не ест, то с младенческой откровенностью отвечал: «Вы сегодня, матушка, читали житие такого-то святого пустынника, как он в пустыни питался одними былиями[1] и овощами, и я хочу быть пустынником, так надобно привыкать». Родители, горячо любя сына, беспокоились, чтобы не повредилось его здоровье, и заставляли его употреблять всякую пищу, какую ему предлагают, говоря: «Сам Господь сказал ученикам Своим: “Ешьте, что вам предложат” (Лк.10,8)», и доброе дитя Захария с кротостью повиновалось, утешаясь тем, что поступает по слову Христову. А мать утешала его еще и теми словами, что послушание родителям всего угоднее Богу, что и в монашестве прежде всего потребуют послушания; и так он с младенчества возлюбил сию добродетель.

Когда ему исполнилось восемь лет, родители не решились отдать его, как и других сыновей, ни в какое училище, но захотели лучше иметь учителей у себя в доме. Послушный, кроткий и робкий ребенок Захария, исполняя волю родителей, с великим прилежанием старался изучить все, что ему преподавали учителя, но тщетно. Только в те дни находил он себе отраду, когда преподавался Закон Божий. Бог от юности приучал сердце отрока возлюбить святые заповеди. Наконец и родители свыклись с этим.

Василий Данилович, видя приближающийся конец своей жизни, как по старости, так и по болезненному состоянию своему, поспешил прежде определить сыновей в царскую службу, отправив всех троих, тогда еще весьма юных (младшему Захарии было не более пятнадцати лет), в Петербург.

Все три брата по просьбе родителя и по обычаю того времени были определены в гвардию, и притом в один полк; все трое жили вместе на одной квартире, имели все общее, нераздельное, и все трое удивительно были дружны между собою. Но пылкая юность без надзора, без поддержки могла ли устоять против искушений и соблазнов мира? Юные братья завлечены были товарищами в картежную игру, много проигрывали; меньший же, Захария, немедленно и решительно оставил сию гибельную забаву и советовал и братьям сделать то же.

Не более двух лет провели братья Верховские в Петербурге, как вдруг неожиданно получили горестное известие о кончине родителя. После первых дней печали и слез мать призвала к себе всех детей и сказала им: «Я желаю, чтобы вы при жизни моей и при глазах моих разделили все имение: тогда я умру спокойно, зная, что все вы останетесь без меня в мире и любви между собою». Пока делили они имение, было между ними все тихо, согласно и любовно: всякий старался лучшее уступить другому.

Немного более двух лет после смерти супруга пожила боголюбивая, горестная вдова Анна. Детей никого при ней не было, кроме любимого сына Захарии. В последний день, предчувствуя близкий исход свой, она исповедалась и приобщилась Святых Таин, потом, крепко прижав лежавшую на груди ее икону Божией Матери и заключив вместе с иконою и сына в свои объятья, испустила дух. Захария встал, взял икону и, поставив ее на стол, со слезами молился пред нею за душу матери; потом окончил молитву так: «Теперь Ты, Царица Небесная, будь моею Матерью. Тебе вручаю всю жизнь мою». С кончиною матери все кончилось для него в мире; последняя нить, привязывавшая его к мирской жизни, прервалась, ибо мать всегда убеждала его не оставлять ее, пока он ее не похоронит. По молодости лет Захария, находясь среди мира, смутился было помыслом и желанием жениться. Однако внутреннее убеждение останавливало его.

Обстоятельства сложились так, что Илья, брат Захарии, отдал ему свою часть имения. Захария стал увлекаться любостяжанием; его радовало, что получив две части, он теперь будет богатым помещиком, но тайный голос совести сильно тревожил его во глубине сердца, хотя он старался заглушать его.

«Однажды, – как рассказывал позже сам отец Зосима, – прогуливаясь верхом на лошади, оставленной братом, как только поравнялся я с церковью, вдруг точно кто рукою толкнул меня в грудь, и так сильно, что я, кажется, пошатнулся на лошади, в то же время внятно услышал следующие слова: “Ты сам пойдешь в монахи…”. Один из моих зятьев – вольнодумец, несправедливый и неверный в отношении к супруге своей, сестре моей любимой, впрочем, человек доброго сердца и очень милостивый господин для своих подчиненных, заметил грусть мою и принес мне душевную пользу, сказав следующие слова: “О чем, брат, смущаешься? Хочешь идти в монахи, да не можешь решиться? Но если пойдешь, подумай сам, что ты потеряешь? Если и моя правда, что нет вечной жизни, то ты только то потеряешь, что не поживешь так развратно, как я, а когда умрем, будем оба равные с тобою. Но ежели же ваша правда, что будет и вечная мука, и вечное блаженство в Царствии Небесном, тогда ты много выиграешь предо мною!” Сии слова его решили все мои недоумения».

По получении доброго совета Захария недолго медлил в миру. Расставшись решительно с мирскою жизнью, весь ум свой, всю душу и сердце устремил он на служение Богу в звании иноческом. Ему был двадцать один год от роду, когда оставил он все в мире сем.

Побывав несколько раз у брянских пустынников и пожив у них некоторое время, Захария более всех полюбил отца Василиска[2], одного из учеников многоопытного старца Адриана. Его тихий и кроткий нрав так привлекли к нему сердце юного Захарии, что он желал, если бы возможно было, с ним не расставаться, а все свое старание обратил на то, как бы скорее освободиться от мира и переселиться к пустынникам. Для этого отправился он в Петербург, где, получив полное увольнение от службы и окончив все дела, как птица, вырвавшаяся из клетки, полетел в пустынные леса Брянские. Это было в 1789 году. Но не нашел там уже отца Адриана, который перед тем переселился в Коневскую обитель. Отец же Адриан, видя в ученике своем Василиске истинное смирение, сохраняющее душу от всякой вражьей прелести, и здравое духовное рассуждение, также великое во всем терпение и весьма подвижническую жизнь, к тому же зная его всегдашнее горячее желание совершенного пустынного безмолвия, сам, отъезжая в Петербург, дал ему благословение остаться в пустыни в его келлии, ибо на него ни с чьей стороны не было зависти: он не был рукоположен в священство, а был лишь простой пустынник. В несколько отдаленном расстоянии от отца Василиска жили и другие старцы пустынные, и к ним-то, живущим уже без отца Адриана, по возвращении из Петербурга прибыл Захария. Все они встретили его с радостью и любовно, и когда узнали от него, что он решился уже непременно остаться с ними в пустыни, то все единогласно говорили ему: «Блажен бы ты был, добрый юноша, если бы отец Василиск принял тебя в ученики. Это звезда наша пустынная! Это пример всем нам! Но особенная будет к тебе милость Божия, если он согласится, ибо многие уже убеждали и умоляли его о сем, но, имея истинное смирение, он ревнительно отказывает всем, говоря, что он невежда, непросвещенный, не может никого наставлять и так худо и слабо живет сам, что никому не может быть на пользу: к тому же любит в совершенном безмолвии быть всегда един с Единым».

Слыша все это, благоразумный юноша Захария еще более разгорелся любовью к сему дивному старцу и желанием быть его учеником. И уже неотступно и убедительно умолял его. Старец не давал никакого ответа, однако оставил его погостить у себя на некоторое время, много утвердил его в желании пустынной жизни и усладил сердце его любовью к Богу; много и делом, и словом наставил его на путь спасительный.

Между прочими духовными беседами отец Василиск, рассказывая о себе, без всякого намерения упомянул, что он родом из Тверской губернии Калязинского уезда, государственный крестьянин, и находится в большой печали оттого, что кончился уже срок его увольнения и надобно ему опять явиться на свою родину: и сколь сие тяжело для него как потому, что хотелось бы ему быть мертвым для всех родных и знакомых, так равно и потому, что по неимению денег и недостатку здоровья трудно ему не только выхлопотать новое увольнение, но и предпринять такую долгую и трудную дорогу (ибо в то время было начало весны и самая распутица).

Тогда Захария с великою радостью и горячностью духа обещал помочь отцу Василиску, дав слово, что доставит ему паспорт, и немедленно отправился в путь. И чем более было затруднений как в пути, так и в присутственных местах, тем более утешался он, что этим докажет свою горячую любовь к старцу. Получив желаемое (то есть паспорт для отца Василиска), он возвратился к нему с радостною душою, но с изнуренным телом. Расстроившись здоровьем, он так сильно болел, что едва мог двигаться, ибо по причине разлития вод и совсем испортившейся дороги ехать было почти невозможно, и потому большую часть пути шел он пешком. Захария возвратился к старцу весьма больным и пролежал у него некоторое время, пока молитвами старца не возвратилось к нему прежнее здоровье.

Старец Василиск, тронутый его любовью, обещал принять его жить с собою, но только, как искусный и опытный муж духовный, советовал ему сделать начало жизни монашеской в каком-нибудь общежительном монастыре, чтобы испытать себя прежде в послушаниях монастырских и научиться терпению и смирению в обществе многих братий. «А без сего, – говорил он, – не только неполезно, но и весьма опасно и вредно начинать безмолвие. Хотя малое время искуси себя, чадо Божие, в общежитии, тогда приди ко мне. Я и сам от юности моей, посвятив себя на служение Богу, сначала много лет провел в монастырях в разных послушаниях, потом, хотя и жил в уединении, но в послушании при отце Адриане, и только уже после всего этого Господь даровал мне столь многожеланное безмолвие». При сем он откровенно рассказал ему, сколько в пустынном одиночестве терпит он страшных искушений и мечтаний бесовских, сколько трудов и скорбей как телесных, так и душевных, причем иногда бывает тоска и уныние, и страхи, а иногда утешение и заступление от Господа. «И потому не должно вступать в сии подвиги пустынножительства, – продолжал старец, – не прошедши прежде пути послушания в общежитии». Отец Василиск, утвердив, наставив и утешив младого воина Христова, отправил его в Коневскую обитель под управление отца Адриана.

С великою радостью и отеческою любовью встретил отец Адриан любезного ему юношу и вскоре вчинил его в число братии (в 1790 году). Видя его ревность и желание нести иноческие подвиги, он позволил ему участвовать во всех тяжких трудах братии. Захария с горячим усердием всегда старался, чтобы ни в чем не отставать от братии в трудах их, а потому, частью от непривычки, частью от неумения, при своей юности и нежном телосложении всегда более всех был утомлен. Заметив сие, добрый пастырь пощадил здоровье юноши, чтобы с молодости не повредить оное, и дал ему только два послушания, а именно: печь просфоры и исполнять пономарское служение в церкви.

Отец Адриан поручил одному старцу учить Захарию в пономарском служении; старец тот был из простого звания, из сельских крестьян, весьма прост обычаем; но, пробыв много лет пономарем, знал исправно сие дело и стал попросту учить Захарию, как простого мальчика. А когда он в чем-нибудь и неприметно ошибется, то при всех в церкви обличал и поправлял его. И вражьим наваждением так возненавидел его Захария, что даже глядеть на него равнодушно не мог, и не только его учение и поправление, но и каждое слово его было ему противно. Сам отец Зосима рассказывал об этом искушении: «Вижу я, что дело худо: погибаю! И потому уже не утешительные, но горькие слезы начал проливать я пред Господом, и когда в алтаре исправлял я должность мою, то уже казалось мне, что я недостоин подходить к жертвеннику и престолу, и тосковал о сем и много проливал слез, зная, что ненависть и злоба более всего противны Господу и что никакой молитвы, никакой жертвы не приемлет Он от враждебного сердца, и нет Ему там обители, где нет мира и любви. Если Господь повелел любить и врагов, то сколь виновен и мерзок я перед Ним, ненавидя безвинно сего доброго старца! И с Божией помощью начал я стараться действовать вопреки тому, что внушало мне сердце. Пономарю обыкновенно дают всякий день просфору; и я всякий день сам, не евши, отдавал оную сему старцу с низким поклоном и с видом усердия; но каково мне было это делать! Точно я противу рожна прал. Он же, не ведая чувств моих, принимал у меня с любовью, гладя меня по голове обеими руками, говоря: “Спаси тебя Господи, чадо доброе”. Иногда же обнимал меня; а мне все это было тяжко и неприятно. Но Господь, видя скорбь мою и старание, не замедлил Своею мне помощью и не только отогнал от сердца моего беса ненависти, но и совершенно переменил чувства мои. И недолго был я в этом искушении, но после так полюбил препростого и доброго того старца, что сподобил меня Бог послужить ему в болезни. И умер он на руках моих».

С искренним чистосердечием и не щадя себя, открывал свои помыслы отцу Адриану молодой инок. Скоро его постригли в чин иноческий с именем Зосима. Отец Адриан, сделавшись начальником Коневской обители, не изменил ни в чем образа жизни: такую же носил худую одежду и обувь, как и в пустыни, и не только в монастыре своем, но и в Петербурге. Несмотря на старость и слабость свою, отец Адриан при посещении столицы почти всегда ходил пешком, а ученик его Зосима носил за ним его сумку, в которой были его книги и некоторые необходимые вещи, также пожертвования на обитель; сумка была старая и с заплатами из разных лоскутьев. И эту-то сумку, ходя сзади за бедно одетым старцем, носил благовидный молодой инок высокого звания и воспитания, бывший офицер, имевший в Петербурге много знакомых и сослуживцев: легко себе представить, что, часто встречаясь с ними, он стыдился, краснел и смущался. В сердце Зосимы родился ропот и неудовольствие на отца Адриана.

Богобоязненный Зосима лишь только приметил, что побеждается оными, как немедленно со смирением и слезами кинулся в ноги отцу своему Адриану и сказал:

– Прости меня, отче. Недостоин я называть тебя отцом моим, недостоин и ходить за тобою. Ты достиг бесстрастия, а я, обладаем страстью самолюбия и тщеславия, стыжусь рубища твоего, стыжусь носить за тобою старую сумку твою, особенно же если встречаю кого из моих прежних знакомых, то не вижу и пути пред собою. И от самолюбивой страсти моей рождается во мне еще горшая страсть негодования на тебя, и в помыслах моих я осуждаю тебя, полагая, что это делаешь ты для показания своей святости, ропщу на тебя, зачем водишь меня за собою, как будто хвастая, что имеешь меня учеником своим. О, отче мой! Если бы ты знал, как мучительны мне эти помыслы, как тяжко мне открывать их тебе! Ибо другой помысел останавливал меня и говорил мне, что ты за это лишишь меня любви и милости отеческой, что отпадет от меня сердце твое, и ты отвергнешь меня. Но я осудил себя, что я сего достоин, и потому решился открыть тебе всю душу мою.

При сих словах Зосима опять с горькими слезами кинулся к ногам отца Адриана, говоря:

– Не смею, отче, даже просить прощения у тебя!

– Дерзай, о чадо мое доброе, – прервал его отец Адриан, поднимая его. – Дерзай и не смущайся! Это не твои помыслы, а вражьи; твоя же чистосердечная предо мною откровенность и внимание к себе делают тебя еще дороже, еще любезнее моему сердцу.

После этого случая Зосима всею душою, со всею ревностью старался подражать отцу Адриану и сам возлюбил нищету и простоту от всего сердца.

В это время в Коневской обители был иеромонах Сильвестр, муж весьма благоговейный, который жил уединенно, пребывая в молчании и упражняясь в чтении Священного Писания. К нему, по благословению начальника своего, стал ходить отец Зосима для духовной и полезной беседы. Отец Сильвестр, видя молодого инока, горящего духом ко всем подвигам и к победе над страстями, раскрыл пред ним учение о внимательной сердечной молитве, коей сам был делатель: объясняя ему, что именем Иисусовым и священным оным трезвением внутренней молитвы лучше всяких орудий можно победить все приражения вражии и удержать помыслы от парений. Отец Зосима с усердием, по благословению отца Адриана, занялся как исполнением сей священной молитвы, так и чтением книг отеческих, в коих более находится объяснений об умной сей молитве, а именно: Добротолюбие, писания преподобных Нила Сорского, Исаака Сирина и прочих святых пустынножителей. И тогда-то еще более почувствовал он влечение к пустынному уединению, ибо оное священное упражнение непременно требует тихого безмолвия и духовного наставника, который бы проверял каждое движение ума и сердца; а без этого можно легко впасть в прелесть. Но при всем том ни добрый пастырь и наставник отец Адриан, ни старец Сильвестр не могли заменить в сердце Зосимы возлюбленного ему Василиска. И так, прожив в Коневском монастыре почти три года и пройдя послушания, и испытав искушения, отец Зосима неотступно и со слезами стал просить отца Адриана отпустить его в пустыню к отцу Василиску. Отец Адриан сказал ему: «Потерпи немного, я хочу проситься у митрополита за сбором в Смоленскую губернию, тогда и тебя возьму с собою, и посетим там отца Василиска и прочих пустынножителей; я надеюсь уговорить его ехать с нами на Коневец».

Через некоторое время отец Адриан исполнил свое обещание. Он с Зосимою посетил всех пустынников в тех местах. Все были весьма рады сим боголюбивым посетителям, но более всех обрадовался отец Василиск. После первых радостных минут и после многих духовных и взаимно откровенных бесед отец Адриан начал убеждать отца Василиска переселиться на Коневец. Но не желал он расстаться со своей любезною пустынью и потому со всею кротостью и смирением изъявил свое несогласие на предложение отца Адриана, представляя ему, что нет справедливой причины оставить ему свое пустынное убежище. Между тем отец Адриан, который и по исповеди, и по пострижению был Василиску отцом духовным, сказал, что если тот его преслушает, то лишится его отеческого благословения и уж не будет называться сыном его духовным. Услышав это, Василиск залился слезами и, припав к ногам отца Адриана, просил прощения и дал слово ехать с ними. Отец же Зосима с той минуты положил твердое намерение в сердце, чтобы с помощью Божией до конца жизни или до смерти старца не разлучаться с ним и быть в совершенном к нему повиновении, чтобы без воли его и без благословения никогда ничего не делать и не скрывать от него даже самого малого помысла – одним словом, предать ему всю душу.

Вскоре отец Адриан со всеми спутниками благополучно прибыл в Коневский монастырь. Добродушный отец Адриан в трех верстах от монастыря на уединенном пустом месте выстроил две келлии, недалеко одна от другой, и с молитвою и благословением отпустил их на безмолвие, поручив Зосиму старцу Василиску. В любви святой они начали проходить жизнь отшельническую. Отец Сильвестр, также с благословения отца Адриана, в скором времени присоединился на безмолвие к Василиску и Зосиме, построив себе третью келлию немного далее от их келлий. Три года отец Зосима беспрестанно носил скрытно от всех, кроме Василиска и Адриана, по нагому телу острую власяницу, грубо сотканную из грив и хвостов лошадиных, от которых больные и глубокие раны не заживали на теле его. Бдением, всенощными трудными работами он немилостиво изнурял юную плоть свою, горя духом к бесстрастию бесплотных Ангелов. Обет же свой так строго хранил, что не только на безмолвии своем, или в обители, или в церкви, но и в Петербурге не смотрел на женщин и не приближался к ним, и даже не подходил к той лавке, где продавала женщина. «Как только увижу, – вспоминал отец Зосима, – что мелькнет женское платье, то так опущу или скошу глаза мои, что не только не вижу лица ее, но и свет станет темен у меня в глазах. По прошествии восьми лет удивил Господь милостью Своею надо мною и с тех пор помиловал меня, и на всю жизнь мою избавил меня от всех страстных ощущений и всяких нечистых помыслов».

Не излишним будет рассказать и о телесных упражнениях, и о порядке жизни их во время пребывания на Коневце: пять дней неисходно проводили они в своем уединенном безмолвии, а в субботу после вечерних своих правил приходили в обитель ко всенощной; в воскресенье после литургии обедали вместе с братией за общей трапезой и, получив от начальника на пять дней все нужное им для пищи и работы, также и книги для чтения, опять к вечеру в воскресенье возвращались в свое уединение, где очень много трудились для обители.

Отец Зосима научился писать уставным письмом, также хорошо вырезал деревянные чашки, ложки и прочее, а отец Василиск делал глиняную посуду, горшки; еще плели они корзины, лапти, лукошки из березовой коры; в собирании же ягод и грибов томили себя до усталости и, собирая оных множество, все – и рукоделие свое, и плоды – в субботу приносили в обитель. Отец Зосима имел большую склонность читать духовные книги, а чтобы иметь больше возможности пользоваться сим чтением, он выучился в Петербурге искусно и красиво переплетать книги, дабы и посторонние охотно отдавали ему свои книги, причем вместо всякой платы он ставил одно условие: чтобы неспешно требовали отделки, ибо он обыкновенно прежде сам прочитывал книгу и выписывал из нее, что ему нравилось, а потом уже переплетал и возвращал тому, от кого ее получал. Светских же никаких книг не брал переплетать. Отец же Василиск, не весьма искусный в чтении, предавался более молитве сердечной.

Пришел отцу Зосиме помысел, и он, соглашаясь с ним, говорит отцу Василиску: «Зачем мы так много занимаемся рукоделием, а наипаче собиранием ягод? Если Бог дал нам жизнь отшельническую, то мы и должны молением, чтением и богомыслием заниматься. Братия и без нашего рукоделия довольны всем, и кроме нас есть в обители братия, которые собирают и приносят на трапезу довольно грибов и ягод». Но смиренный Василиск отвечал ему: «Весьма много и то для нас, что мы по любви к нам отца и братий не в молве, но в тишине живем и все нужное дается нам готовое от монастыря; посему и нам надобно хотя малостью заслужить у них потребное для нас. К тому же мои молитвы не так Богу угодны, как отеческие за меня и братские, и когда я что принесу им на трапезу и покушают они от моих трудов и помолятся за меня Богу, то верю, что ради их молитв Господь более меня помилует».

Итак, старец Василиск всякий день ходил собирать ягоды и грибы и в субботу относил в монастырь, за что вся братия очень благодарила его, а отец Зосима не только мысленно осуждал его, что безмолвник так суетится, но дерзал иногда и в лицо укорять, будто он не безмолвствует. Старец же усердно увещал его, говоря: «Можно с помощью Божией, и ягоды собирая, иметь память молитвенную и богомыслие. Не с народом, но также в поле или в лесу, как и в келлии, – один с Богом; а по собирании ягод можно сесть отдохнуть и заняться нарочито упражнением в молитве». И много увещевал его, да не высоко мнит о своем преуспеянии и надеется не на себя, но более на молитвы отца и братии. «Но я, окаянный, – говорил о себе отец Зосима, – более верил своему мнению, нежели здравому суждению отца моего, и не стал ходить с ним за ягодами, но, оставаясь один в келлии, начал еще более поститься и продолжительнее молиться и упражняться в чтении. Что же последовало за такое мое несогласие с отцом и сопротивление ему? Совершенное охлаждение к молитве и ко всему богоугодному, расстройство в мыслях, досада, осуждение и как бы отчуждение от старца, томление и тягота в совести; напоследок, видя себя в таком положении, начал я приходить в отчаяние. И если бы, Божиею милостию, не познал моего заблуждения – в совершенную бы пришел прелесть. Тогда начал я окаявать себя с признанием, сколь гибельно, живя в повиновении у старца, не последовать его рассуждению. И когда старец взошел ко мне, со слезами раскаянья припал я к ногам его, прося прощения. Тогда старец весьма обрадовался и обнял меня, как отец заблудшего сына, и с любовью простил меня; и со словом прощения его все те сопротивные чувства, томившие меня, исчезли, и тогда же я восчувствовал самого себя в прежнем обычном моем настроении, то есть мирным, радостным, исполненным любви и покорным старцу».

Коневские пустынники сделались славны, и остров стал наполняться посетителями. Однако не только не утешала их такая слава человеческая, но была им тяжела, они непременно решились удалиться и приступили с убедительным прошением к отцу Адриану, чтобы он отпустил их на Афонскую Гору или в молдавские пустынные пределы. Но отец Адриан никак не соглашался, прося, чтобы не оставляли они его, доколе пребывает он в настоятельской должности. По прошествии же некоторого времени отец Адриан действительно испросил себе увольнение от начальства, и, приняв на себя великий образ схимы, в коем наименован Алексием, переселился на покой в Москву, в Симонов монастырь. Отъезжая же с Коневца, он дал благословение Василиску и Зосиме удалиться во внутреннюю пустыню, куда Господь управит путь их, рассказав им, однако же, что в областях Сибири есть много диких необитаемых пустынь, не пожелают ли они пойти туда. Он благословил их испросить увольнение у митрополита Санкт-Петербургского Гавриила, сам предварив владыку об их расположении духовном и намерении.

После его удаления братия приступила к отцу Зосиме, прося его со слезами и с усердием, чтобы он согласился заступить место отца Адриана и принять священство и начальство над ними; и уже хотели послать некоторых братий к митрополиту просить его, чтобы он назначил к ним начальником Зосиму. Много стоило трудов и слез, и прошений отцам Василиску и Зосиме, чтобы освободиться от сего избрания; и тогда братия, уважив их безмолвие, хотя со скорбью и с сожалением, не принуждала их более.

Увидев возможность исполнить свое всегдашнее сильное желание удалиться на глубочайшее безмолвие, Василиск и Зосима обратились с прошением об увольнении с Коневца, где прожили десять лет, к митрополиту Гавриилу, который, зная их ревность о благоугождении Богу и предупрежденный от отца Адриана о любви и стремлении их к безмолвию, уволил их.

Первой целью их стремления была Святая Гора Афон, и три раза они были уже на границе отечества, но каждый раз непреодолимые препятствия заставляли их возвращаться: то война с турками, то карантины по причине бывшей тогда заразной болезни, то повеление высшего начальства никого не пропускать за границу. Добрые благодетели снабжали их деньгами на эти путешествия, но, возвращаясь, они отдавали каждый раз деньги своим благотворителям, которые, удивляясь их бескорыстию, тем более любили и уважали их. Однако старцы решились сделать еще последнюю попытку: подали прошение императору Павлу I и, получив отказ, уверились, что не благоволит Бог к их намерению поселиться на Святой Горе Афон. Тогда они решились на другое.

Они просили некоторых купцов-мореплавателей завезти их на какой-нибудь необитаемый остров и там оставить, но те отвращали их от этого, говоря: «Может быть, какие-нибудь варвары пристанут кораблем к острову вашему и, найдя вас, возьмут в плен, тогда вместо пустынного безмолвия всю жизнь свою будете невольниками у неверных». Помня же совет духовного отца своего Адриана, они обратились мыслию в пределы сибирские. Странствование свое они начали от Малороссии. В Киеве отечески принял их митрополит и успокоил в Лавре, где прожили они два месяца; оттуда отправились в Крым, обходили там горы и дебри, но не нашли себе по духу приюта по причине многих иноземцев и разноверцев, там живущих. И признав наконец, что нигде, кроме Сибири, не благоволит Бог им жить, покорились святой воле Его.

Ехали благополучно до самого Тобольска, где преосвященный Варлаам[3] милостиво принял их и благословил прожить им в Иоанновском монастыре сколько пожелают. Преосвященный благословил их жить в его епархии, где они сами изберут себе место, а губернатор дал от себя билет для свободного пропуска во всей Тобольской губернии. С таким напутствием объезжали и обходили они разные пустынные места. Зима застигла их в Кузнецком округе. Желая провести оную уединенно, они удалились от деревни за сорок верст и сделали землянку в лесу, а один благочестивый крестьянин обещал в продолжение зимы доставлять им пищу, а весной вывести их оттуда.

С одним упованием на Промысел Божий остались они жить в большом, диком и неизвестном им лесу, в мрачной землянке. Сибирские морозы пробирались и сквозь эту землянку, ветры и метели бушевали вокруг нее, но огонь любви Божией преодолевал стужу.

Перезимовав с великими лишениями, они, чтобы не умереть от голода, вынуждены были вернуться в Кузнецк. Многотрудная дорога вывела их к реке, которую неминуемо им надобно было перейти. Они увидели, что разлившаяся вода была наравне с берегами, но в предыдущую ночь от бывшего сильного мороза казалась крепко замерзшею. Отец Василиск пошел вперед, и так как он был легче (мал ростом и сух телом), к тому же без всякой ноши, то перешел благополучно. Отец же Зосима, перейдя почти всю реку, вдруг провалился и погрузился по самую грудь; тогда он уже совершенно отчаялся быть в живых, ибо ноги были привязаны к лыжам, а лыжи в реке, во льду и снегу увязли, достать же их рукой и выпутать ноги вода и лед не допускали, так что невозможно было и помыслить, каким образом выйти на берег. Тогда они в сильной скорби от всего сердца и единогласно возопили: «Теперь Тебе, Владычице Пресвятая Богородице, помогать!» И Василиск подал ему руку, а Зосима сказал: «Может быть, твоей рукой Матерь Божия помилует меня, если же нет, я пущу твою руку, не втащу тебя, но умру один здесь». И – о чудо Божией Матери! Отец Зосима вышел на берег неожиданно легко и скоро, и непонятно как вдруг освободились из лыж ноги, привязанные ремнями. Через несколько дней, вконец обессилев, вышли они к селению.

Около двух месяцев были они в столь сильном расслаблении, что не могли употреблять обыкновенной пищи, но только самую легкую, и то весьма мало. Они прожили в Кузнецке около трех месяцев, пока совершенно не оправились и не укрепились. Увидев всеобщее усердие жителей и удобность уединенных мест в лесах кузнецких, решились поселиться навсегда в той стране. Усердная молитва указала им место за проливами, именуемыми Трикурье, от этого места в пятидесяти верстах находится город Кузнецк, а по дороге к городу в тридцати верстах – деревня Сидоровка. Кроме этих двух селений, не было жилья человеческого на расстоянии от двухсот до пятисот верст. Здесь в 1799 году с Божией помощью выстроили они две келлии недалеко одна от другой. Оставаясь неразлучными душою, сердцем и умом, Василиск и Зосима разлучились келлиями ради большего безмолвия.

Им жаль было и часу времени отнять от занятий духовных на приготовление трапезы, а потому и придумали они в глубокую осень с неделю или более позаботиться о том, чтобы всю зиму провести в совершенном безмолвии и тишине: убрав все плоды и овощи небольшого огорода, брюкву, свеклу и прочее отварив, а капусту оставив сырой, также напекши травяного хлеба на всю зиму, ибо они во все время пустынного жития не вкушали хлеба из одной чистой муки, но всегда смешивали ее с травою, и наварив какой-нибудь похлебки, все это заморозив, они поставляли на холод, чтобы всю зиму не готовить кушанья, чтобы и тогда, когда топятся их печи, им или стоять на молитве, или сидеть во внимании умного сердечного делания, или заниматься чтением. Когда же к трем часам пополудни оканчивали молитвенные правила и духовные занятия, тогда, отрубив топором мерзлого хлеба и мерзлой пищи, когда какой придется, и разогревая в печи, трапезовали.

После трапезы они занимались рукоделием до позднего вечера; после же правил вечерних снова садились на молитву сердечную и иногда в этом умном внимании принимали мало сна, но опять будили друг друга на полунощную молитву; а иногда и до полуночи не преклонялись на ложе свое, которое состояло из одной деревянной скамейки с деревянною колодочкою вместо подушки. Хотя они жили в разных келлиях, но и молитва, и трапеза, и труды, и рукоделие, и скудное пустынное достояние их – все было нераздельным у них, и если иногда из любви к глубокому безмолвию по несколько дней и не сходились они, то, стуча палочкою, давали знать друг другу о времени молитвы и о трапезе; и другой таким же стуком отвечал, что он жив и здоров, слышит и соединяется с ним молитвою или трапезой. Даже и ночью таким образом они будили друг друга. И в разных келлиях, и в разных телах их души составляли как бы одну душу и жили одною жизнью.

Один раз в год во время Успенского поста они ходили дня на три или на четыре в город Кузнецк для Исповеди и причащения Святых Таин Христовых. А в прочее время три раза в год приезжал к ним в лес священник со Святыми Дарами. И добрые христолюбцы изредка посещали пустынников, денег же подвижники решительно не брали ни от кого ни копейки и, принимая только самое простое и скудное подаяние, необходимое для пропитания и одеяния, они старались воздавать и за оное своим рукоделием.

Но отца Зосиму ожидало еще одно духовное испытание. Враг нашего спасения напал на него мысленной бранью, беспрестанно нашептывая: «Иисус не Сын Божий». Воин Христов Зосима крепко сопротивлялся, ни на минуту не слагаясь с помыслами, не приемля их душою, ненавидя их сердцем, однако все радости и утешения духовные скрылись, как скрывается солнце за облака; но, искусный уже в бранях духовных, он не отчаивался, не смущался, призвав на помощь отца своего и друга Василиска; они оба усердно молились против этого искушения, а отец Зосима присоединил к сему прилежное чтение святых учителей церковных: святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста и других. Около года висела над ним эта черная туча. Но после искушения этого воссияло ему Солнце правды, Христос Бог наш. Опять милосердный Иисус возвратился в душу и сердце, спокойно и радостно потекла жизнь их пустынная.

Отец Зосима говорил, что в этом тяжком искушении более всего помогли ему беседы Златоуста на четырнадцать Посланий святого апостола Павла, и с того времени он особенное возымел усердие и любовь к святителю Иоанну Златоусту и часто так простодушно выражался: «Батюшка мой Златоуст святый исцелил меня в искушении», восхищался всегда его сочинениями и делал из них много выписок.

Прожив вдвоем довольное время тихо, спокойно, безмолвно и утешительно, они по убедительной просьбе приняли одного мещанина-старика к себе в пустынь, такого, который ежедневно до бесчувствия пьянствовал, но обещал, живя при них, никогда даже не прикасаться к вину. Видя его твердое желание исправиться и спастись и размышляя, что если ему отказать, то он умрет от пьянства, они, чтобы Господь не взыскал от них душу его, согласились принять его, с тем, однако ж, чтобы он не препятствовал их безмолвию, построил бы себе особую келлию неподалеку от них; и Господь Бог за молитвы старцев так укрепил его, что он во все время жизни своей близ отцов в пустыни до кончины никогда не вкусил вина.

Потом вскоре и другого приняли они старика купца, которому совестились отказать, зная его богоугодную жизнь еще в миру; и сей, построив себе келлию близ старцев, еще более преуспел в подвижнической и добродетельной жизни своей, подражая им в воздержании, ибо, говея и готовясь к Святым Тайнам, он иногда по три дня, а иногда и по пяти не принимал ни пищи, ни пития, был смирен, послушлив и благонравен, и старцы утешались обоими сподвижниками своими, но огорчались только тем, что по вступлении к ним сих рабов Божиих безмолвие их стало гораздо чаще нарушаться посещениями родных и знакомых этих старичков. Отец Василиск друга своего благословил на высочайшее житие глубокого безмолвия и уединения, отдельно, вдалеке от всех, но по горячей любви взаимной они не могли расставаться надолго, а условились, чтобы в большие праздники отец Зосима приходил к старцу и братии на всенощное пение и на общую трапезу; иногда же, несмотря на старость и слабость свою, и отец Василиск посещал друга своего в дальней его пустыни.

Отец Зосима испытал еще одно тяжкое искушение в глубоком уединении своем от бесовских страшных мечтаний и привидений, которыми враг хотел, наведя на него ужас, выгнать его из безмолвной удаленной пустыни. Три года подвижник Христов боролся во сне и наяву с врагами, не дававшими ему покоя: и на молитве являлись они ему ужасными страшилищами, и, когда садился он обедать, окружали стол его в мерзких, безобразных видах, выдергивали ложку из руки его, и казалось, будто едят его пищу, и разные производили визги, грохоты и шум. Но он не только не удалился из уединения, но даже не изменял назначенного времени хождения своего к старцу, и тот не учащал посещений, но при обычных свиданиях укреплял его в терпении, рассказывая, как сам десять лет в Брянских лесах был томим сими искушениями, как даже били его эти злобные враги, а в отсутствие он помогал ему своими молитвами.

При начале сих искушений отец Зосима чувствовал страхование и тоску, но беспрестанною умною Иисусовою молитвою противоборствовал им. Впоследствии же так Господь укрепил его, что он не чувствовал никакого страха и смотрел на них, как на мух, кои ничем не могут повредить, а только надоедают; впрочем, иногда душа чувствовала какое-то уныние и грусть оттого только, что тяжко душе близкое присутствие сих злых духов. Но в конце третьего года милосердный Господь совершенно избавил его от сего искушения.

По прошествии сего искушения Господь исполнил душу его такими небесными утешениями, такими божественными радостнотворными посещениями, что он начал бояться, чтобы не прийти в забвение своих грехов и недостоинства. О чудное смирение! Видя себя в дикой пустыни, как в раю Божием, и услаждаясь посещениями Божиими, молился о вкушении адских мучений: «Господи! Дай мне познать мучение грешников, чтобы мне от великих Твоих милостей ко мне недостойнейшему никогда не забыться, что я великий грешник; покажи мне, Господи, каково будет сие мучение, чтобы, боясь его всегда, старался я Твоею помощью благоугождать Тебе». «Недолго спустя после таковой молитвы, в один день, – рассказывал впоследствии отец Зосима, – вдруг я почувствовал неизъяснимое страдание во всем существе моем, в душевном, телесном и духовном: этого ужасного страдания невозможно выразить никакими словами: душа известилась, что это адское мучение грешников. Я не видал ничего и не слыхал, но только все во мне страдало и томилось непостижимо: душа, сердце, все тело, каждый, кажется, волос на голове страдал; томление духа, мрак, тоска… положение ужаснейшее! – такое, что если бы оно продлилось еще несколько минут, то или душа вышла бы из тела, или пришел бы я в неистовство ума. Все сказанное мною слабо в сравнении с тем страданием: оно ужасно и неизъяснимо! И я в трепете упал на молитву пред Господом, но произнести ничего не мог, как только с крепким воплем воззвал: Господи, помилуй! И Он помиловал; и вдруг все миновало, и слезы умиления и благодарения сами собою полились обильно».

Во всю жизнь свою отец Зосима с глубоким смирением и сердечным умилением часто вспоминал эти страшные минуты.

Около двадцати лет прожили отец Зосима и отец Василиск в сибирской пустыни почти неисходно, по прошествии которых однажды в 1818 году в бытность отца Зосимы в городе Кузнецке познакомилась с ним вдова, лишившаяся в то время и мужа, и двух малолетних сыновей, и, оставшись одна, безотрадная, прибегла со слезами к сострадательному отцу пустынному, прося у него наставления и утешения. Он посоветовал ей посвятить себя на служение Богу, Который силен укрепить и утешить ее и Один может восполнить сердечные ее лишения.

Добродушная вдова с верою приняла совет старца и немедленно решилась последовать ему, с тем только, чтобы отец Зосима руководствовал и наставлял ее на трудном пути монашеском. Отец Зосима сообщил об этом старцу Василиску и просил его совета. Отец Василиск обрадовался и сказал: «Слава Богу, что находятся души, желающие служить Ему Единому», – и благословил отцу Зосиме иметь попечение о душе ее и наставлять ее по правилам жизни монашеской. Но так как неудобно было по дальности расстояния от пустыни до города и тяжело по внутреннему безмолвному устроению духа отца Зосимы посещать ее в городе, то оба старца и решили, чтобы вдова Анисья Конюхова переселилась жить в самую ближайшую деревню, находящуюся от пустыни в тридцати верстах.

Она усердно приняла их предложение и немедленно переселилась, и отец Зосима начал посещать ее, преподавая ей правила монашеской жизни и назидая спасительными советами. Недолго пожила она одна уединенно. Отец Зосима вознамерился построить ей уединенную келлию близ деревни и по этому случаю, посетив ее, отправился в город, где был приглашен в дом советника Васильева, с которым старец был уже давно знаком. Советник встретил его с великим усердием и открыл ему непреодолимое желание своей дочери Наталии посвятить себя монашеской жизни и что она ни в какой монастырь не идет, но желает идти в ту же деревню под руководство отца Зосимы. Советник со слезами говорил, что сначала он и жена его всячески отклоняли дочь от сего намерения, но, видя ее сильное желание, убоялись противиться воле Божией и потому просят его принять ее под свое покровительство.

Отец Зосима отказывался и неудобностью места, и своею неспособностью, и пустынным отдалением. Советник же убеждал его быть отцом его дочери, которая и сама, с матерью вошедши к ним, убедительно со слезами стала умолять старца принять ее. В то время вид ее показался старцу весьма страшным и неприятным; но через несколько минут сделался обыкновенным. Смиренный отец Зосима не принял это за откровение (как впоследствии оказалось, она восстала на него враждою и была причиною многих его скорбей, но затем обратилась и раскаялась), но по смирению подумал, что враг, завидующий спасению души ее, сделал такую мечту, чтобы навести на него сомнение и не допустить его принять ее. Впрочем, сколько старец старался отговориться, столько девица Васильева усиливала свои прошения.

Отец Зосима, не дав решительного ответа, уехал от них в деревню. Он знал, что хотя отец ее был человек честный и доброго сердца, но мать ее была женщина строптивого характера, а дочь, хотя и очень умная, но избалованная, изнеженная и самонравная, и потому, опасаясь возмущения своему спокойствию и тихому безмолвию, желал от нее отказаться. Но на другое утро, когда отец Зосима со всеми поселянами той деревни и с работниками ходил осматривать место, где строить келлию, вдруг неожиданно сама советница с дочерью приехали к нему в деревню. Опять повторились убедительные прошения с их стороны и смиренные отказы со стороны старца; но, видя их неотступность, он не знал что делать, и в недоумении, как поступить, решился сделать испытание, размышляя, что если угодно Богу, то девица Васильева окажет смирение и послушание. Возле деревни, где нашли его с народом, была лужа, исполненная всякой нечистоты. Отец Зосима сказал девице: «Умойся из этой лужи». Она, несмотря ни на предстоящее множество народа, ни на то, что была хорошо одета, вдруг кинулась к луже, чтобы руками умыться из нее, старец едва успел остановить ее.

После этого он отправился к старцу Василиску и, сообщив все ему, просил его совета и благословения. Отец Василиск сказал ему: «Видно, Промысл Божий что-нибудь устрояет; не отвергай ее; ежели и скорби какие будут от нее, то и на это есть воля Божья. А может быть, ее примером и многие души уневестят себя Богу». Утешенный и утвержденный словами отца и друга своего, отец Зосима уже беспрекословно начал принимать желающих; ибо вскоре после Васильевой вступила к ним купеческая дочь, сирота девица Евдокия. Уже не одну келлию, но маленький корпус построил старец. В короткое время присоединились к ним еще несколько девиц. Все были с любовью о Господе преданы и покорны отцу Зосиме. В 1820 году скончался советник Васильев, и вдова его, Анастасия Николаевна, также была принята в сестричество.

Однако по прошествии малого времени Васильевы, мать и дочь, наваждением вражьим восстали враждою на отца своего Зосиму из зависти любоначалия и возмутили было не только некоторых из сестер, но даже и граждан и поселян своими на него клеветами. Враг силился разрушить богоугодное дело, но терпение и незлобие, любовь и молитва святых старцев победили доброненавистника. Васильевы с раскаянием возвратились, а старцы еще более усугубили свое о них попечение. Отец Василиск советовал и благословил отцу Зосиме проводить у собравшихся сестер и по несколько дней, чтобы заботиться об их необходимых нуждах и как можно более стараться утвердить между ними порядок общежития и правила молитвенные, и весь образ жизни монашеский.

Однажды нужно было отцу Зосиме ехать от сестер к старцу в пустыню и от него немедленно возвратиться опять к ним. Время было хотя и зимнее, но погода была теплая; при возвращении же его от старца к сестрам погода опять сделалась холодная, и в предыдущую ночь был сильный мороз и вода в проливе замерзла: неминуемо надо было переезжать его. Смиренный отец Зосима, призвав в помощь молитвы своего старца и сестер, сошел с воза, чтобы было легче, и пошел позади его. Вдруг провалилась лошадь, воз всплыл на воду, а отец Зосима весь погрузился в воду, едва успев схватиться обеими руками за воз, и не знал, что делать. Возвратиться назад было невозможно: кругом был изломанный лед, к тому же он боялся выпустить из рук воз, не надеясь достать ногами дна, ибо знал глубину пролива. Лошадь вся до головы погрузилась в воду, и далее идти или плыть ей было нельзя, ибо пред нею был неразломанный лед.

Но и при виде такой смертной беды отец Зосима не отчаялся, а утешался тем, что Бога ради принял на себя служение сестрам и что благословение и молитва старца и сестер помогут ему; и в надежде на милосердие Божие, находясь в воде и держась за воз, ожидал, какой будет конец, а ничего нельзя было ожидать, кроме смерти, в чем он также смиренно покорялся воле Божией. Как вдруг, сверх чаяния, лошадь сама собою, не терпя более своего погружения в воду, поднялась на дыбы и сильно бросилась на лед перед собою и своим падением разламывала перед собою лед, хотя и сама вся погружалась в воду и об лед сильно билась. И так от одного берега до другого весь пролив проломала и вышла на берег. И отец Зосима, не выпуская воза из рук, вышел на берег и всем сердцем принес благодарение Богу, избавившему его от потопления и смерти. Продрогшая лошадь скоро побежала, и отец Зосима, весь мокрый и дрожащий от холода, грелся тем, что бежал за возом, но вскоре все платье на нем так замерзло и обледенело, что сделалось как деревянное, и уже пешком идти было невозможно, и он сел на воз. Милостью Божией невредимым приехал он к сестрам, радуясь духом и благодаря Бога, что сподобил его потерпеть сие ради сестер.

Через некоторое время и старцы, и сестры увидели много неудобств, чтобы устроить общежитие в этой деревне, ибо и церковь была очень далеко, и земля принадлежала казенным крестьянам. И так по благословению отца Василиска и по просьбе всех сестер отец Зосима отправился искать какого-нибудь другого удобного места для основания женского общежития.

Проезжая город Туринск, он заметил возле него на уединенном месте церковь с каким-то старым строением; расспрашивая у граждан, узнал, что это был некогда мужской монастырь, который после упразднения его в 1764 году обращен в приходскую церковь. Он осмотрел все, и ему полюбилось это место. Отец Зосима прибыл в Тобольск к преосвященному Амвросию I[4], который принял его очень милостиво, отечески; с удовольствием выслушал его словесное прошение, чтобы возобновить монастырь и обратить в женский; с удивлением и утешением слушал владыка известие о начинающемся общежитии сестер под руководством отца Зосимы, но советовал ему ехать самому в Петербург и хлопотать в Святейшем Синоде. Отец Зосима и отправился в Петербург.

Из духовных лиц московский святитель Филарет[5] более всех оказал свое благорасположение к пустынному старцу. Боголюбивый и любвеобильный архипастырь принял старца под свое отеческое покровительство и не только помогал ему в его деле, но даже поправлял ему черновые прошения в Синод и содействовал исполнению сего дела.

Святитель Филарет Московский и князья Голицын и Мещерский подготовили представление государю императору Александру Павловичу, который определил: «Туринский монастырь возобновить и обратить в женский». Отец Зосима, снабженный от Святейшего Синода надлежащими актами на возобновление и устроение Туринского женского монастыря, отправился из Петербурга и благополучно прибыл в Тобольск, явился к преосвященному Амвросию I, который, получив указ из Синода об учреждении Туринского женского монастыря, предписал местному начальству сдать законным порядком Туринский монастырь старцу Зосиме.

Прибыв благополучно в Туринск в 1822 году, отец Зосима всех сестер поместил в келлиях, хотя и тесных, но довольно удобных на первый случай, а для старца своего и для себя выстроил маленькую келлию в восьми верстах от монастыря, в уединенном месте, где отец Зосима жил вместе со своим старцем, но большую часть времени находился в монастыре для его устроения внешнего и внутреннего. Он написал устав сестрам, основанный на общежительных правилах святителя Василия Великого, и имел попечение об их душевном спасении и о нуждах их житейских, и вообще о благоустройстве обители.

Устроив сестер духовных в Туринском монастыре и старца своего недалеко от него, он увидел, что необходимо ему ехать опять в Петербург с тем, чтобы представить Святейшему Синоду устав правил, составленных им для общежития сестер в Туринском монастыре; испросить возвращения монастырю земли и всех угодий, прежде ему принадлежавших, и определения штатных служителей, ибо монастырь утвержден заштатным; сделать сбор в пользу новоустрояемой обители, которая требовала многих издержек для восстановления. Старец Василиск благословил ему побывать и на родине.

В Святейшем Синоде он имел успех во всех своих прошениях. Некоторые члены Синода, вверяя ему монастырь, предлагали и даже убеждали его принять священство. Он всю ночь не мог уснуть ни на одну минуту и на другое утро отправился в Синод, и со смирением и слезами уклонился от рукоположения, представляя на вид свое недостоинство и стремление души своей по устроении обители опять вернуться к пустынному житию.

Из Москвы отец Зосима писал в Туринск к сестрам и от полноты утешенного сердца извещал их, что Бог дал ему взять из мира двух родных племянниц, что он постриг уже их в Москве и везет с собою в монастырь. Тобольская Духовная консистория получила указ из Синода, что отцу Зосиме вверен Туринский монастырь для восстановления, в непосредственное заведование и попечение; что ему предоставлено право принимать способных и удалять неспособных; что его вниманию поручено избрание начальниц из среды сестер Туринского монастыря, а до времени, пока окажется на это способная, править должность начальницы по очереди старшим сестрам, выбор коих и смена их зависит от усмотрения старца-попечителя; что, наконец, монастырю возвращаются все земли и угодья и определяются три штатных служителя.

Отец Зосима, видя увеличение стада Христова, ибо за короткое время уже более сорока сестер составляли общежитие, неусыпно заботился не только о постройке, но более всего попечение прилагал к устроению их жизни духовной.

Но такая жизнь длилась недолго. Осенью 1823 года мать и дочь Васильевы, обвинив старца в самых нелепых преступлениях, оклеветав его перед епархиальной властью и горожанами, возбудили смуту с целью стать во главе управления монастырем.

Они обходились со старцем с презрением, а всех сестер старались ласками привлечь к себе: однако сестры в горести и слезах еще более прилеплялись усердием к смиренному своему отцу. Но этим не кончилось. Советница Васильева начала часто ездить в город, завела знакомство с господами и купцами; как она, так и дочь ее стали принимать в келлию не только гостей, но и заказы златошвеек и иметь собственность; делали всевозможные укоризны и оскорбления старцу и приверженным к нему сестрам, употребляли все средства, чтобы вредить и разрушать все его учреждения, чтобы можно было показать их начальству. Отец Зосима, тоскуя душою о таком расстройстве в обители, начал думать: «Видно, не угодно Богу это мое служение: удобная причина оставить мне все и удалиться в пустынь».

Преданные ему сестры горько плакали и говорили ему, что они всегда будут при нем. Тогда отец Зосима написал два прошения почти одинакового содержания: одно к тобольскому преосвященному, другое в Синод. В том и другом он просил увольнения от должности попечителя и свободы возвратиться в пустынь. Если же не соизволят на его увольнение, то просил удалить из обители возмущающих спокойствие и препятствующих завести образ жизни по общежительным правилам святителя Василия Великого. Не получая долгое время никакого ответа на прошение, все как будто стали привыкать к настоящему положению дел. Но в один день неожиданно в монастырь приехали член Тобольской Духовной консистории, протоиерей из Тюмени и благочинный Туринска. Они прошли в церковь и приказали старцу-попечителю и всем сестрам без исключения собраться в церковь. Когда они собрались, был прочитан указ, в коем сказано, что Святейший Синод предписывает Тобольскому Преосвященному расследовать дело Туринского монастыря и представить в Синод. По этому указу назначенные владыкою и прибывшие в монастырь три духовных лица начали производить следствие. Производившие следствие представляли преосвященному события так, как хотелось Васильевым, с которыми они были в сговоре. Старец приказывал сестрам как можно миролюбивее обходиться с возмутителями спокойствия, не отказывать им ни в чем и всегда твердил сестрам: «Помните Христову заповедь: любите враги ваша». И не только словами, но и делом подавал им собою в этом пример; и не по наружности одной старался наблюдать тишину, но и в сердце не имел на них негодования.

Казалось в это время, всё и все восстали на него, кроме старца Василиска, преданных сестер и немногих посторонних. Только иногда слышались от него слова: «Я знаю одну Матерь Божию; когда Ей угодно, то Она откроет всю справедливость, если же Ей угодно, чтобы я терпел оскорбления, то мне ли сметь сопротивляться судьбам Божиим?» Указом преосвященного старец был отстранен от управления монастырем, а Васильева-мать назначалась смотрительницей монастыря. Старцу запрещено было под любым предлогом посещать обитель и иметь разговоры с сестрами.

Дочь Васильевой, в монашестве получившая имя Рахиль, вскоре раскаялась в содеянном. Мучения совести ее терзали до того, что она слегла в постель. В это время и архимандрит, производивший следствие, понял, что отец Зосима ни в чем не виноват. Он видел во сне чудное явление: почтенный старец, незнакомый ему, но вида благолепного, предстал перед ним и строгим и убедительным голосом увещевал его в пользу гонимого отца Зосимы, говоря ему: «Оправдай моего старца – он неповинен!» Потрясенный до глубины души священным видом и словами незнакомого, но дивного старца, архимандрит пробудился и велел позвать к себе благочинного, которому рассказал свой сон, прибавив: «Мне кажется, что это должен быть старец Василиск, непременно желаю его видеть и сам поеду в его пустыньку. Не хотите ли и вы ехать со мною?» Благочинный охотно согласился, признавшись, что в сию ночь имел то же видение. Увидев старца Василиска, он с благоговением вступил в разговор со старцем, во время коего отец Василиск весьма смиренно и мало говорил и не сказал ни слова в оправдание отца Зосимы. Архимандрит, возвратясь от старца, приметно переменил свои мнения и действия. Монахиня Рахиль тем временем покаялась перед сестрами во всех своих преступлениях и сожалела о содеянном.

Все обстоятельства расследования в итоге совершенно оправдали отца Зосиму. Архимандрит, казалось, принимал уже его сторону и стал всем говорить в его оправдание; благочинный же непритворно просил у старца прощения и совестился даже смотреть на него, а в городе все уже нелицемерно сожалели о нем.

Преосвященный прежними доносами был сильно предубежден против старца. Узнав же правду, он был очень расстроен, более потому, что уже послал в Синод донесение следователей не в пользу старца. Некоторые сестры по малодушию стали роптать и говорить: «Зачем же архиерей Божий несправедливо делает?» Отец Зосима воспретил такое роптание, говоря: «Я не Афанасий Великий, не Златоуст, но непотребный грешник; удивительно ли, что против грешного восстали гонения? Вас смущают несправедливости, козни, клеветы, кои, вы знаете, безвинно на меня возведены; но верьте, что это по воле Божией: это сокровенный Промысл Его, спасительный для нас».

Архимандрит получил от владыки частное письмо, которое показал старцу. Преосвященный писал к нему: «Внушите от меня отцу Зосиме, что гораздо лучше он сделает, если на сие время удалится из Туринска». После сего старец уже решился ехать в Тюмень. За день до отъезда своего отец Зосима с племянницами ездил прощаться к старцу Василиску, и он благословил их; при прощании отец Зосима зарыдал и пал ему в ноги, а потом стал пред ним на колени, говоря: «Как решится дело мое, куда Бог управит меня? Я приду за тобою, не покину тебя; куда сам, туда и тебя возьму с собою». А отец Василиск отвечал: «Хотя как буду слаб, но пока жив, не отстану от тебя». И так они расстались. Но отец Зосима в разлуке со старцем тосковал о нем, точно предчувствуя, что расстался с ним до вечности.

В то время, как старец с племянницами готовились уже к отъезду из Тюмени в Тобольск, вдруг неожиданно получили они печальное известие о кончине старца Василиска. Это известие поразило отца Зосиму, но и здесь он покорился судьбам Божиим, ибо и в горести своей не переставал он благодарить Бога.

Вместо поездки в Тобольск отец Зосима со всеми находящимися при нем сестрами немедленно отправился в Туринск на погребение старца Василиска. Тот был болен одну только неделю и по причине зимнего холода находился тогда в монастыре, то есть в келлии отца Зосимы. Накануне своей смерти он исповедался, причастился Святых Таин и соборовался и заранее предсказал о своем исходе.

Вскоре после сего получен был из Синода указ, который определил уволить отца Зосиму от должности попечителя, а император Александр Павлович подписал: «…и удалиться ему из Туринского монастыря». Однако Духовная консистория не отпускала его из Тобольска, пока не обязала подпискою не заезжать в Туринск и не возмущать сестер.

Отец Зосима отправился в Москву и прежде всего явился к московскому святителю Филарету, неизменному своему покровителю. Боголюбивый и милосердый архипастырь принял его отечески и дал ему спокойное убежище в Чудове монастыре. Здесь он получил письмо от сестер из Казани и обрадовался, что ни увещания, ни угрозы, ни скорби, ни притеснения, которые они перенесли в Туринске, ни трудности дальнего пути не изменили их волю ехать к старцу в Москву. Но сильно огорчался тем, что не знал, где им теперь жить. В этом огорчении пошел он из Чудова монастыря в Симонов, где архимандрит и все монахи любили его; и во всю дорогу от Чудова до Симонова монастыря он плакал и просил Царицу Небесную не презреть Своего стада. Началась литургия. Вдруг после Херувимской песни архимандрит Герасим бежит к нему со словами: «Старец Божий, я нашел сестрам твоим место, я вспомнил, что у меня есть знакомая госпожа и у нее один дом пустой, поедем к ней». Отец Зосима ничего не мог более отвечать, как только со слезами сказал: «Да наградит вас Господь Бог». После службы отправились они к госпоже Бахметьевой.

Она, как только услышала, что речь идет о девицах, очень обрадовалась; смиренный вид старца, печального пустынника, глубоко тронул ее сердце, и она со слезами и радостью, не рассуждая и не спрашивая, согласилась предоставить им свое имение.

Сестры прибыли в Москву в начале февраля 1826 года, и старец вместе с ними воздавал благодарение Господу, что после стольких скорбей и препятствий Промысл Божий соединил единомышленные души.

Боголюбивая благодетельница приняла их как мать и успокоила их сначала в своем доме, а затем в подмосковном своем имении в Верейском уезде. Отеческое расположение московского владыки к отцу Зосиме, его милостивое покровительство и архипастырское благословение на устроение обители в его епархии, и сердечная духовная преданность старца к сему великому святителю Христову, а также усердные пособия некоторых благодетелей решили намерение отца Зосимы не удаляться от Москвы и не искать более нигде приюта сестрам своим. Следует заметить, что многие святые подвижники Русской земли в XIX веке занимались устроением женских обителей. Это и преподобный Серафим Саровский, современником которого был старец Зосима, и позднее преподобный Амвросий Оптинский, и Варнава Гефсиманский.

При устройстве обители отец Зосима не упускал из виду духовно заботиться об ученицах своих, но даже более имел о том попечения. Утрени, вечерни, келейные правила исполнялись неотложно, а в зимние вечера чтение и списывание святых духовных книг и рукоделие были их занятием. Отец Зосима всегда старался утверждать в ученицах молчание, любовь к уединению, простоту, смирение, взаимную любовь и послушание. «Не гонитесь за одним постом, – говорил старец сестрам. – Бог нигде не сказал: “Аще постницы, то Мои ученицы»; но «Аще любовь имате между собою”. И диавол никогда не ест и не спит, но всё он диавол. Без любви и смирения, от одного поста и бдения, из человека сделаешься, пожалуй, бесом».

Все сестры с верою и усердием, как бы из уст Божиих, принимали от него каждое слово и ревностно исполняли свои послушания. По праздникам все ходили в приходскую церковь для причащения Святых Таин. Имея великую веру и любовь к Матери Божией, отец Зосима назвал новоустроенную в 1826 году обитель Одигитриевской («Одигитрия» с греческого языка переводится как «Путеводительница» и «Наставница»), потому что был и сам уроженцем Смоленской губернии, где Смоленская чудотворная икона «Одигитрия» особо почитаема.

Три года отец Зосима неусыпно трудился в устроении новой пустынной обители. Часто ездил в Москву, сам ходил по благодетелям для испрашивания помощи, сам всегда покупал все нужное для сестер и для обители. Потом же увидел, что некие купцы Лепешкины принимают самое горячее участие в девичьей обители, снабжая ее всем необходимым, и тогда исполнил свою мечту о безмолвии и выстроил себе келлийку в трех верстах от монастыря. Там отец Зосима пребывал по пять дней в неделю, а на субботу и воскресенье приходил к сестрам. В это время посетили его два старца-пустынника из Орловской губернии, и он принял келейно великий образ схимы.

Но день ото дня он стал более и более ослабевать здоровьем; однако сколько мог, скрывал это от сестер, а им сказал, что имеет желание идти пешком в Соловецкий монастырь, умоляя их не препятствовать ему и обещая через год к ним возвратиться.

Желал он умереть так, чтобы никто не знал и гроба его, ибо от Бога был извещен о грядущей скоро кончине. Жизнь сестер облекалась часто в печаль при виде того, как постепенно изнемогал и ослабевал здоровьем отец их, ибо как воск таяла крепость его; и уже в беседах с ними и в поучениях своих он более всего говорил со слезами о часе смертном, о вечности.

Однажды приехал старец Зосима один на тележке к сестрам на сенокос навестить их, и одна из них сказала: «Отче, я сложу на телегу сено: свези его лошадям на ночь», – и он, как смиренный послушник, хотел исполнить это, но только стал садиться на воз сена, как лошадь вдруг дернула, и он упал назад с воза и так ушибся, что едва мог приподняться. При всем том он не огорчился, не застонал, а еще утешал испуганных сестер. С того времени он начал чувствовать сильную боль, точно как вся внутренность у него оборвалась. Через некоторое время он собрался съездить в Москву. И хотя не знали сестры причины, зачем он ехал, однако Вера и Маргарита (инокини племянницы старца Зосимы) не отпустили его одного в такой слабости, а поехали и сами с ним. Уж после кончины его поняли они, что старец ездил прощаться с боголюбивыми благодетелями.

Вскоре болезнь его усилилась так, что он слег. Сквозь сон читал он вслух молитву Господню «Отче наш», или молитву Иисусову, или Пресвятой Богородице. Маргарита, замечая, что старец каждую минуту более и более ослабевает, помыслила, как бы он не умер без исполнения христианского долга, но он, узнав ее мысли, тотчас успокоил ее. Накануне кончины он велел позвать священника с причтом, исповедался, причастился Святых Тайн и пособоровался. Потом велел прийти всем сестрам прощаться. Когда все вошли, он сделал последнее краткое наставление, чтобы они жили в любви и смирении, и пророчески заключил речь словами: «Не расходитесь по моем исходе; Господь даст, что и церковь у вас будет, и обитель утвердится. Матерь Божия, Коей я вручал вас и всю обитель, прославит имя Свое на месте сем и удивит на вас милость Свою». За час до кончины он подал знак Маргарите, чтобы она к нему наклонилась, и тихо сказал ей: «В надежде умираю!» – «Вы получили извещение, мой отче?» – «Я уже сказал, что больше?» Маргарита по мановению его поднесла к нему Казанскую икону Божией Матери (этой иконой благословил его вместе со старцем Василиском духовный отец их старец Адриан, в схиме Алексий). И отец Зосима, прижав крепко к устам своим святую икону и склонив голову на плечо Маргариты, испустил последний вздох, предав святую душу как бы в руки Пресвятой Заступницы своей. Это было в день праздника иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих радость», 24 октября/6 ноября 1833 года, на шестьдесят шестом году жизни старца. Погребли его на шестой день после вечерни, по его завещанию, возле часовни.

Святейшим Синодом впоследствии было дозволено построить в обители церковь. За разрешением вопроса, где строить, обратились к святителю Московскому Филарету. Он сказал: «Старец Зосима указал место», – и благословил строить церковь в честь Святой Троицы над гробом основателя обители, который, когда еще был жив, в беседах с сестрами говорил: «Если даст вам Господь храм, то первый престол чтобы был посвящен Живоначальной Троице. А если Господь устроит второй престол, то в честь Одигитрии Смоленской нашей Владычицы».

Могила схимонаха Зосимы находилась в правой части центрального алтаря возле стены Троицкого храма.

После смерти старец Зосима оставался духом со своими духовными чадами и устроенной им обителью. Сохранилось свидетельство о чуде, бывшем от воды из колодца, вырытого старцем Зосимою около своей пустыннической келлии в трех верстах от обители. Свидетельство об этом находится в письме зосимовской монахини Марии к оптинскому старцу преподобному Антонию (Путилову)[6] от 20 июля 1856 года: «С чувством умиления слушал владыка (святитель Филарет) рассказ игумении и просьбу, чтобы почистить колодец отца Зосимы и поставить над ним крест, ибо пошли частые исцеления от этого колодца, многим снится во сне. Недавно одна женщина ближнего селения, умывшись этой водою, исцелилась от рака на лице. Этот колодезь находится в трех верстах от нашей пустыни, вырыт самим святым старцем. Там была и келлия его, где он, однако, жил не более года или еще несколько и менее, но любовь его переселила оттуда к любящим и преданным ему сестрам его».

Впоследствии на месте отшельничества старца Зосимы была поставлена часовня, и одна из монахинь несла послушание в ней. Местные жители до сих пор помнят, как чтили старики и их родители Отчин колодец и почитали старца Зосиму, как водили и возили туда детей, обязательно умывая водой из колодца. В советское время колодец был заброшен и считался погибшим при строительстве окружной железной дороги. Но в 1995 году он найден в чаще леса и обустроен, сейчас к нему вновь идут паломники.

О мощах преподобного старца известно следующее. В одном из писем (от 30 июля 1886 года) старца Амвросия Оптинского[7] есть свидетельство о нетлении мощей преподобного Зосимы: «Недавно в Зосимовой пустыни заметили, что гроб основателя обители находится в воде, потому что место сырое. Высекли из целого камня гроб и сделали новый деревянный гроб и во время переложения увидели, что все тело старца цело, а ступни ног предались тлению».

В 1990-е годы, после многих лет запустения, Троице-Одигитриева Зосимова пустынь была возрождена. 25 декабря 1999 года под руководством Его Преосвященства, Преосвященнейшего Тихона, епископа Видновского, было вскрыто захоронение преподобного Зосимы. Обнаружили саркофаг из белокаменных блоков, а в нем – каменный гроб. Но ни крышек от гроба и саркофага, ни тела старца не было. Несмотря на тщательные поиски в архивах, никаких документов о судьбе захоронения преподобного Зосимы найти не удалось. Свидетельства же местных жителей значительно расходятся. Некоторые говорят, что над мощами надругались, а потом они были уничтожены. Другие утверждают, что мощи были перезахоронены на монастырском кладбище[8]. Точных сведений об их местонахождении пока не имеется.

Преподобные Василиск Сибирский и Зосима Верховский причислены к лику общецерковных святых Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 3–8 октября 2004 года. Память преподобного Зосимы совершается в день его преставления 24 октября/6 ноября[9].

По материалам сайта: https://azbyka.ru/days/sv-zosima-verhovskij

 

Примечания

 

[1] Былье – трава, злак.

[2] Василиск Сибирский (Туринский, Гаврилов Василий Гаврилович; ок. 1740, деревня Иванищи близ Калязина – 29 декабря 1824, Туринский Свято-Николаевский монастырь) – сибирский пустынножитель, преподобный. Память совершается 29 декабря/11 января, 10/23 июня (Собор Сибирских святых) и в последнее воскресение августа (Собор Кемеровских святых).

[3] Варлаам (Петров-Лавровский Василий Петрович; 1728, Москва – 27.12.1802, Тобольск), архиепископ. Постриг в Александро-Невской Лавре, в 1764 г. иеромонах, игумен Псковского Спасо-Елеазарова м-ря, а 1768 г. архимандрит Борисоглебского монастыря в Торжке. С 5.10.1768 г. епископ Тобольский и Сибирский. Около Тобольска в 1783 г. основал Абалакский Знаменский мужской м-рь. С 6.11.1792 г. архиепископ. В период управления Варлаамом Тобольской епархией активно строились каменные храмы в Тюмени, Тобольске, Ишиме, Кургане, Томске, Барнауле, Енисейске и других городах. Скончался 27.12.1802 г., погребен в Златоустовском приделе тобольского Софийского собора.

[4] Амвросий (Келембет Андрей Петрович; 1745, Чернухи, в семье диакона – 4.07.1825, Мгарский монастырь), архиепископ. В 1763 г. зачислен в ДУ при Киево-Могилянской академии. В 1777 г. окончил Киево-Могилянскую ДА, преподаватель латинского языка. В 1777 г. постриг, назначен Лаврским ризничим. С 1791 г. префект Киевской ДА. С 1793 г. архимандрит, ректор Воронежской ДС. С 1796 г. ректор Новгородской ДС, настоятель Новгородского Антониева м-ря. В 1797 г. архимандрит Новгородского Юрьева м-ря. С 13.11.1799 г. епископ Оренбургский и Уфимский. С 25.05.1806 г. архиепископ Тобольский и Сибирский. 21.12.1822 г. уволен на покой в Мгарский Спасо-Преображенский монастырь Полтавской губ. Скончался 4.07.1825 г., погребен в храме Мгарского Спасо-Преображенского монастыря.

[5] Святитель Филарет (Дроздов Василий Михайлович; 1782–1867), митрополит Московский и Коломенский. Епископ (1817 г.). Архиепископ (1819 г.). С 1821 года архиепископ Московский. С 1826 года митрополит Московский. Память его празднуется 19 ноября/2 декабря.

[6] Антоний Оптинский (Путилов Александр Иванович; 9.03.1795, Романов, Ярославская губерния – 7.08.1865, Оптина пустынь) – Оптинский старец. После домашнего воспитания и образования в 1809 г. поступил на должность комиссионера к одному откупщику в Москве и в 1812 г. 10 дн. пробыл в плену у французов. Бегство из плена привело его в Ростов, где он занял такое же место, как и в Москве. С 15.01.1816 г. послушник, поселился в Рославльских лесах Смоленской губ., там он 2 февраля 1820 года принял монашество с именем Антоний и прожил 5 лет. В июне 1821 г. переселился в скит Оптиной пустыни. С 24.08.1823 г. иеродиакон, в 1825 г. начальник скита, в 1827 г. иеромонах. С 3.12.1839 г. игумен Малоярославецкого Черноостровского Николаевского м-ря. С 9.02.1853 г. на покое в Оптиной пустыни. 9.03.1865 г. принял схиму. Скончался 7.08.1865 г., погребен в Казанском соборе Оптиной пустыни. Память его 7/20 августа.

[7] Амвросий Оптинский (Гренков Александр Михайлович; 21 или 23.11.1812 г., с. Большая Липовица Тамбовской губернии – 10.10.1891 г.), иеромонах, старец Оптинский. В 1825 г. 12-летний Александр Гренков поступил в Тамбовское ДУ. В 1830–1836 гг. обучался в Тамбовской ДС. По окончании ДС работал учителем Липецкого ДУ до осени 1839 г. 8.10.1839 г. прибыл в Оптину пустынь. С 02.04.1840 г. послушник. В ноябре того же года перешел в скит. 29.11.1842 постриг, наречен Амвросием, в память свт. Амвросия Медиоланского. 4.02.1843 г. иеродиакон. С 9.12.1845 иеромонах, но из-за болезни почти не мог служить (стал нештатным). Пострижен в великую схиму без изменения имени. 23.08.1846 г. назначен помощником о. Макария по старчеству. После смерти о. Макария 7.09.1860 г. принял на себя труд старчества. 12.04.1870 г. получил наперсный крест. Скончался 10.10.1891 г. в основанной по его благословению Шамординской обители. На мраморном надгробии выгравированы слова апостола Павла: «Бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу. Всем бых вся, да всяко некия спасу» (1Кор.9:22). Память 10/23 октября, 27 июня/10 июля и в Соборе старцев Оптинских 11/24 октября.

[8] Скорее всего, это могло произойти в 1932–1933 годах, после обращения Свято-Троицкого храма в клуб, так как до этого времени храм продолжал действовать как приходской, в нем регулярно совершались богослужения.

[9] Использованы материалы: Житие преподобного Зосимы (Верховского). Наро-Фоминск: Изд. Троице-Одигитриевой Зосимовской пустыни, 2000.

Амвросий Оптинский (Гренков), прп. Собрание писем к превосходительной N. N. и настоятельницам N. общины. М.: Изд. Козельской Введенской Оптиной пустыни, 1997.

 

Исповедник Георгий (Карслидис)

Исповедник Георгий (Карслидис, 1901–1959) родился в Понте, рано осиротел и чудесным образом оказался в монастыре в Грузии, где принял постриг. Пережил тюрьму и чудесное спасение от расстрела (пуля отрикошетила от иконы Богородицы). В 1925 году рукоположен в священники, а в 1929 году переехал в Грецию. Прозорливый и строгий духовник, он исцелился от паралича по молитвам святителя Николая. Его жизнь была образцом аскезы, молитвы и милосердия. Старец предсказал свою кончину и почил 4 ноября 1959 года, прославившись посмертными чудесами.

 

Будущий старец родился в Аргируполе Понтийском в 1901 году в благочестивой семье Саввы Карслидиса и Софии. Во Святом Крещении получил имя Афанасий. Афанасий рано лишился родителей, его несколько лет воспитывала бабушка. Перед смертью бабушка благословила внука и подарила ему маленькую икону Панагии.

Афанасий не смог прижиться в семье старшего брата, тайно покинул родные края, путешествовал по Кавказу, зимой его покровителем стал турок (тайный христианин), которому однажды во сне было открыто, что «ребёнку, которого он облагодетельствовал, предопределено привести многие души к Богу». Позже и самому Афанасию чудесным образом было открыто, что он станет монахом. Вскоре, по промыслу Божиему, «с помощью святого Георгия» Афанасий попадает в Тифлис Грузинский. Из воспоминаний старца Георгия:

– «Когда я пришёл в монастырь, мне было 7 лет. Тогда была большая вера и сердечная чистота. В одной монастырской келии с незапертой дверью хранились все деньги… Все были преданы Богу, и никто не интересовался деньгами».

Монастырь был посвящён Живоносному источнику и являлся местом поклонения всего окрестного района. Игумен монастыря взяв сироту под свою защиту, стал его духовным наставником. Первые годы в обители были годами обучения послушанию, смирению и молитве. По послушанию Афанасию пришлось шить, ткать, готовить еду…

20 июня 1919 года он был пострижен в монахи архимандритом Георгием, получил новое имя – Симеон. К всеобщему удивлению, во время пострига юноши начали сами звучать била и звонить колокола. Следует отметить, что после революции 1917 года начались гонения, был запрещён и звон колоколов.

Вскоре монастыри повсеместно стали закрываться, монахов выгоняли или арестовывали. Вместе с другими монахами попал в тюрьму и Симеон, ему предстояло вытерпеть пытки, перенести унижение, «пережить» расстрел. Это случилось после чудесного знамения, когда в ночь на Пасху заключённые запели «Христос Воскресе»: «Потряслась тюрьма и её двери открылись сами собой. Жители города видели в воздухе трёх священных мужей, державших Честной Крест… Знамение продолжалось всю ночь». Наутро заключённых повели к месту расстрела. Расстреляли всю группу. Симеон после трёх ранений чудом остался жить, одна из пуль ударилась о металлическую оправу иконы и отскочила (Панагию, благословение бабушки, юноша всегда носил на груди). Врач, обследовавший Симеона, сказал: «Не бойся. Существует закон, согласно которому раненный тремя пулями, но не убитый, остаётся на свободе». Так и произошло.

8 сентября 1925 года Симеон рукополагается митрополитом Иоанном Циапараскисом во священника в церкви святого Мины в Схете Грузинской и получает имя Георгий. Уже тогда верующие почитали отца Георгия как старца, многие приходившие к нему за духовным советом удивлялись его рассудительности и проницательности.

В 1929 году благочестивая семья Яннакидиса, переезжающая в Элладу, помогла и о. Георгию выехать в Грецию. 19 февраля он прибыл в порт Фессалоники (Салоники), оттуда – в селение Алонию и Куккос. С 1930 года старец попадает в селенье Сипса близ города Драма. В 1934 году строится монастырь Вознесения Господня, где старец проводит оставшееся время своей жизни. Тяжелобольному старцу всё это время помогали его духовные чада, самостоятельно передвигаться он не мог.

Вот что рассказывал о своём исцелении старец Георгий:

– Я был почти парализованным и не мог обслуживать сам себя. Однажды вечером оставил я все слёзы души моей. Тогда явился мне один старец и сказал мне:

– Почему плачешь дитя моё?

– А кто ты? – спросил я его.

– Я – Божественный Николай. Если станешь здоров, приходи, найдёшь меня. Я живу за этой горой.

На другой день я его разыскал. Ходил на четвереньках. Истёк кровью… Взял и батюшку, и мы совершили Таинство Елеосвящения. Помазался по всему телу. Стал здоров с помощью Святого и с тех пор ел сам».

Питался старец очень скромно, жизнь его была непрерывный пост, мясо он не ел вообще. Рыбу крайне редко, по большим праздникам. Питался бобами, макаронами, картофелем, кашей из пшеничной крупы, любил щавель, маринованные овощи, жареный лук, употреблял и крапиву. Бывали дни, когда старец поддерживался себя лишь одним горячим питьём. Однажды, когда ему предложили поесть, ответил: «Не голоден, пост, когда причащусь Божественных Тайн, могу держать четыре дня». Бдения, несмотря на болезни, он совершал почти каждый день. Старец говорил: «Пост, бдение, молитва – дарования небесные. Нужны, однако, и дела, защита и помощь бедным». Старец Георгий заботился о бедных, старых людях, помогал материально и заключенным, жертвовал те деньги, которые приносили ему за сорокоусты и поминовения. При этом сам ходил в изношенной одежде, а когда ему однажды предложили сшить новый подрясник, заметив, что старый почти износился, ответил: «Тридцать лет он на моих плечах, с ним и уйду». Несмотря на свою физическую немощь, он много трудился: возделывал огород, сам изготовлял пряжу, вязал, шил…

Для Божественной литургии старец использовал просфору, которую изготовлял сам, иногда принесённую женщиной, известной своим благочестием. Благоговейные верующие во время Божественной литургии видели, что он ходил, не касаясь ногами пола. Один изумлённый посетитель, увидев это впервые, стал рассказывать верующим, узнав об этом, старец строго сказал ему: «То, что видишь, не будешь говорить другому».

Божественная литургия была чрезвычайно важна для старца, он говорил своим духовным детям: «Заботьтесь, чтобы укрепилась вера ваша, и на Божественной литургии будьте сосредоточенны на совершенном, чтобы удостоиться увидеть величие Божие… Святой Дух нисходит на Святую Трапезу… Не сидите во время Божественной литургии. Ум ваш да не летает здесь и там».

Старец Георгий не допускал к Святому Причастию тех, у кого была «тяжесть на сердце» к другим людям, часто он говорил: «Пойди попроси прощения, смирись, примирись и потом приходи исповедоваться».

Последование он обычно начинал в полночь, говорил, что «ночью открыты Небеса, и молитвы слышатся».

Аскезой, чистотой и смирением старец привлёк Божию благодать. Сердца людей были для него открытой книгой. Бывали случаи, когда старец называл незнакомых ему людей по имени, первый начинал рассказывать пришедшим об их проблемах…

Одна благочестивая женщина из г. Драмы собиралась подарить лампаду в церковь св. Трифона, но, увидев, что в церкви много лампад, решила принести её в монастырь старца. Лампаду повесили пред иконой св. Иоанна Предтечи, однако, когда лампаду зажигали, она начинала раскачиваться и падала вниз. Когда женщина пришла в монастырь следующий раз, старец подозвал её и сказал: «Лампаду, которую ты принесла сюда, ты уже обещала другому. Нехорошо обещать одному, а другому приносить «дар по обету».

Слухи о прозорливости старца приводили многих в монастырь, однако, старец Георгий не старался приобрести много духовных чад. Деятельность духовника считал многотрудной и ответственной. Справедливая его строгость увеличивалась, когда он видел, что некоторые нарочно скрывали грехи. Бывал, по дарованию своему, обличительным, обнаруживал скрытое так, чтобы заблуждающийся смирился и раскаялся. Нередко старец налагал эпитимию. Так, однажды женщине, которая не позаботилась о том, чтобы причастить супруга перед смертью, не разрешил причащаться, пока она не прочтёт за неделю Псалтырь. При этом ей необходимо было всё это время строго поститься, подавать милостыню, каждый вечер ходить на повечерье.

Другой женщине, оставившей без помощи роженицу, ребенок которой в результате умер, после исповеди старец велел просить милостыню в семи соседних селениях, а потом раздать всё собранное бедным. Когда женщина спросила, может ли она раздать свои деньги, старец ответил: «Грех этот не прощается деньгами, но попрошайничеством, чтобы смириться, чтобы ушёл эгоизм, чтобы – носом до земли».

Женщине, имевшей трёх внебрачных детей, старец так же сказал: «Станешь попрошайкой в семи деревнях… Всё, что соберешь – принесёшь в тюрьмы и в дом престарелых в Драме».

Старец считал, что милость – одна из важнейших добродетелей. Часто кающимся советовал творить милостыню. Он говорил: «Молитва без милости мертва… Творите милостыню вдовам и сиротам. Милостыня и молитва идут рука об руку».

Однажды к старцу пришли две женщины, он обличил их в том, что они не дали воды солдатам, которые попросили напиться, строго сказал им: «Заботьтесь о милостыне, если хотите приходить к старцу, будьте очень внимательны в своих делах, обличайте самих себя всегда, чтобы вас любил Бог и радовался старец».

По молитвам старца многие страждущие получали исцеление. Часто старец по своему смирению советовал посетить те или иные святые места, при этом сам неустанно молился, вскоре больные исцелялись.

В начале 1959 года старец Георгий сказал своим духовным чадам: «В этом году я уйду… Следует мне уйти грешному… Воля Божия есть мне уйти. Грех очень продвигается. Мир во грехе валяется и не понимает того. И это меня утомляет, не выдерживаю. Жалею только сад свой, в котором деревья не успели окрепнуть и с первым ветром согнутся. Овцы мои рассеются… Придут, однако, другие… Не расстраивайтесь. Все мы уйдем из этой жизни. Мы – пришельцы здесь. Сюда пришли показать наши труды и уйти…»

Незадолго до кончины одному духовному чаду старец показал на пальцах, что уйдёт на четвёртый день. За несколько дней до смерти он отказался принимать еду и воду.

4 ноября 1959 года блаженный старец отошёл ко Господу. Осиротевшие духовные чада несколько дней непрерывной цепочкой шли прощаться с любимым пастырем, целовавшие руку старца утверждали, что и на третий день она была тёплой. Когда тело старца положили в могилу, все увидели, как два кипариса наклонились, как бы отдавая последний поклон праведнику. Присутствующие на похоронах рассказывали, что птицы буквально окружили храм, они не пугались людей, долго летали над могилой…

Чудеса не прекращались и после похорон, так, например, жительница Сипсы на утренней заре видела светлый столп, нисходящий с неба, который остановился позади священного алтаря храма.

Приведём несколько случаев чудесного исцеления по молитвам к старцу:

В благочестивой семье Кулиармоса родился в 1989 году мальчик, который не мог открыть глаза. Родители уже собирались сделать ребёнку операцию, но соседка принесла им книгу о блаженном старце. Когда отец начал читать, ребёнок расплакался, стал тереть глаза и прозрел. Когда через два года благодарные родители привезли мальчика в монастырь, ребёнок долго не отходил от гроба блаженного старца, постоянно кричал «батюшка» и целовал камилавку старца на фотографии, показывая взрослым свою любовь и благодарность за исцеление старцу.

В 1990 году вдова Мария Ситариду, прочитав книгу о старце приехала с больной дочерью на могилу праведника. Её дочь Домна горячо молилась и просила старца Георгия: «Прошу тебя, не оставляй меня на операцию». Она помазала крестообразно липому величиной с орех, а через неделю засвидетельствовала её чудесное исчезновение.

Отец Анастасий Моисиадис однажды заснул за рулём, во сне увидел старца Георгия, выходящего из-за куста, от испуга, что он может наехать на старца, проснулся и резко нажал на тормоз. Автомобиль остановился на краю дороги, внизу была пропасть. Так старец предупредил духовного сына об опасности.

Господи, упокой душу старца Георгия, со святыми упокой и его молитвами спаси нас!

Духовные наставления старца Георгия

«Любите всех людей, ещё и врагов ваших. Это самое основное. Всегда имейте любовь и к тем, кто нас любит, и к тем, кто нас ненавидит. Простим им и будем любить всех, и пусть нам делают хоть самое большое зло. Тогда будем истинные чада Божии…. Как духовные мои чада, любите вообще мир, без всякой ненависти. Тогда только вы будете чада старца – сейчас и в жизни вечной. Проповедуйте только любовь. Это основной закон Божий. Любовь и только любовь…»

«Пусть не прельщают вас ни богатство, ни слава, но всегда ходите праведно. То, что вы приобрели честно, не расточайте бесцельно. Живите честно и смирно. Сколько можете, простирайте руку вашу на милость… Стучите в двери бедных, болящих сирот. Более же предпочитайте дома скорбящих, нежели дома радующихся. Если делаете добрые дела, будете иметь великую награду от Бога. Удостоитесь видеть чудеса и в иной жизни будете иметь бесконечное веселие».

«Никогда не завидуйте… Всегда просите скромно и смиренно, без эгоизма. Всегда старайтесь любить старых, сирот и бедных. Общайтесь с бедными и с людьми, которых остальные унижают…»

«Рука ваша да будет всегда открыта… Не обижайте никого… Молитва и милость идут вместе…»

«Мир ушёл от невинности и благости. Чем больше проходят годы, тем ближе мы к катастрофе. Бог жалеет нас. Бог не хочет этого».

«Люди удалились от простодушия и доброты. Каждый день все их заботы в шествии ко злу. Сколько лет они идут к гибели, но Бог того не желает».

«Великое достоинство и награду имеет тот христианин, который любит всех собратьев и первым прощает тех, кто сделал ему зло. Поэтому если мы и делаем все добрые дела, а ближнего своего не любим, то мы не делаем ничего. Сами по себе мы – ноль, ничто. Любви, братья мои, ждет от нас Бог».

 

Библиография

Блаженный старец Георгий Карслидис. Монах Моисей Агиорит. Издание Сретенского монастыря Свято-Покровской монашеской общины. 2000 г.

По материалам сайта: https://azbyka.ru/days/sv-georgij-karslidis

 

Икона Божией Матери «Всех скорбящих радость»

Чудотворная икона Божией Матери «Всех скорбящих Радость»… Сколько утешительного заключено в одном уже имени этой иконы – будящем, укрепляющем веру людей в Богоматерь как в дивную Заступницу, Которая спешит всюду, где слышится стон страдания людского, утирает слезы плачущих и в самом горе дает минуты отрады и радости небесной. Радуйся же вечно Ты, небесная скорбящих Радость!

По вере людей в милосердие Богоматери к роду людскому повелся обычай изображать Богоматерь сообразно тому, что слышится в словах молитвы к ней: «О, Пресвятая Госпоже Владычице Богородице, вышши еси всех Ангел и Архангел и всея твари честнейши. Помощница еси обидимых, ненадеющихся надеяние, убогих заступница, печальных утешение, алчущих кормительница, нагих одеяние, больных исцеление, грешных спасение. Христиан всех поможение и заступление». Поэтому и пишется Богоматерь во весь рост, иногда с Младенцем на руках (как на московском первообразе), иногда без Младенца (как на прославившейся в Петербурге, у Стеклянного завода, иконе с монетами), окруженная разного рода бедствующими людьми – нагими, обидимыми, алчущими. Около этих бедствующих изображают часто Ангелов, посланных Владычицей для утоления страдания людского; Ангелы, приникая к людям, указывают им на Богоматерь, Которая пишется на иконах «Всех скорбящих Радость» или во славе, с короной на главе и в царском одеянии, или в обычном одеянии, или в белом плате на главе.

В Москве в XVII веке прославилась одна икона Богоматери этого имени. Первое чудо от нее совершилось в 1648 г. над больной Евфимией, родной сестрой патриарха Иоакима, жившей на Ордынке. Она жестоко страдала раной в боку. Рана была так велика и столь болезнена, что больная ждала смерти. Но, в то же время она не теряла надежды на Божественную помощь.

Однажды утром она во время молитвы услышала голос: «Евфимия! Иди в храм Преображения Сына Моего; там есть образ, именуемый «Всех скорбящих Радость». Пусть священник отслужит молебен с водосвятием, и получишь исцеление от болезни. Получивши же, всем проповедуй милость, ради той иконы явленную, чтобы не сокрыт был источник благодатных исцелений всем требующим». Евфимия исполнила повеление Пресвятой Богородицы: узнала, что в Москве на Ордынке действительно есть храм Преображения; был отслужен молебен, и больная исцелилась. Это произошло 24 октября.

Чудотворная икона Божией Матери «Всех скорбящих Радость» находится в московском храме, названном в честь этого образа, на улице Большая Ордынка. Здесь перед ним каждую субботу служатся молебны.

23 июля 1888 года в Санкт-Петербурге и его окрестностях разразилась гроза. Молния с силою ударила в часовню у Стеклянного завода, обожгла внутренние стены, но не коснулась образа Богоматери, несмотря на то, что другие иконы были опалены пламенем, а кружка для сбора подаяний совершенно разбита. От громового удара икона спустилась на землю, причем лик Богоматери, сильно потемневший от времени и копоти, как бы просветлел и обновился. Двенадцать же медных монет из разбитой кружки каким-то образом оказались прикрепленными в разных местах к образу.

К вечеру того же дня весть о чудесном сохранении образа разнеслась по всей столице, и на другой день с раннего утра и до позднего вечера народ в великом множестве окружал часовню, удивляясь дивному знамению милости Божией. С каждым днем богомольцев прибывало все больше и больше. Из Петербурга слух о святой иконе распространялся по всей России. С разных сторон стали прибывать богомольцы. И милость Божия вскоре прославила образ Богоматери дивными чудотворениями.

В 1890 году 6 октября все молящиеся в часовне были свидетелями поразительного исцеления 14-летнего отрока Николая Грачева от припадков и расслабления рук. Врачи признали неизлечимой его долголетнюю болезнь. Однажды комната больного ярко озарилась сиянием неземного света, и отрок увидел Пречистую Деву, Николая чудотворца и еще некоего святителя в белом клобуке. Богоматерь повелела отроку ехать в часовню и сказала, что после этого только он исцелится. Отрок исполнил повеление. Прибыв в часовню, больной приложился к образу, и падучая болезнь оставила его – руки его получили силу, и с этого времени больной стал совершенно здоров.

Пречистая Дева изображена на иконе во весь рост с распростертыми руками. Лик Ее несколько склонен в левую сторону. Верхняя одежда Богоматери темно-синего цвета, а нижняя – темно-красного. Глава Ее украшена золотистым нимбом и облечена в белое покрывало. Над Нею в облаках восседает Спаситель, держащий в левой руке св. Евангелие, a правою благословляющий. По сторонам образа находятся изображения Ангелов и страждущих.

протопресвитер Александр Киселев. Чудотворные иконы Божией Матери в истории России

 

Тропарь Божией Матери пред иконой Ее Всех скорбящих Радость, глас 4

К Богородице прилежно ныне притецем,/ грешнии и смиреннии, и припадем,/ в покаянии зовуще из глубины души:/ Владычице, помози, на ны милосердовавши,/ потщися, погибаем от множества прегрешений,/ не отврати Твоя рабы тщи,// Тя бо и едину надежду имамы.

 

Тропарь Божией Матери пред иконой Ее Всех скорбящих Радость, глас 4

Не умолчим никогда, Богородице,/ силы Твоя глаголати недостойнии:/ аще бо Ты не бы предстояла молящи,/ кто бы нас избавил от толиких бед,/ кто же бы сохранил доныне свободны?/ Не отступим, Владычице, от Тебе,// Твоя бо рабы спасаеши присно от всяких лютых.

 

Ин тропарь Божией Матери пред иконой Ее Всех скорбящих радосте, глас 4

Днесь пресветло красуется славнейший град Москва,/ имея чудотворную икону Владычицы нашея Богородицы:/ та бо, верным являющи чудеса,/ низпосылает дары целебныя./ Сего ради и мы с верою припадающе молимся,/ и на Тоя пречистый образ взирающе,/ яко истинную Самую зрим Владычицу нашу Присно деву Богородицу,/ и умильно глаголем:/ воззри, Мати Божия, оком милости,/ простри к нам руце Твои пречистыя,/ якоже на иконе Твоей сие зрится,/ и подаждь всем скорбящим радость,/ больным от всех недугов исцеление и от бед избавление,/ яко Ты еси скорая Предстательница о душах наших.

 

Ин тропарь Божией Матери пред иконой Ее Всех скорбящих радосте, глас 8

Ко источнику приснотекущему милосердия,/ Пречистей Деве Богородице,/ притецем, людие вси, священницы же и иноцы,/ мужие, и жены, и чада, здравии и болящие,/ в покаянии вопиюще и умильно глаголюще:/ Владычице, помози грешным рабом Твоим,/ яви яко Благая славу Твою,/ присно потщися умилосердитися на ны,/ испросити очищение душ и телес наших/ от Источника жизни нашел, Бога,/ Егоже родила еси, едина Благословенная.

 

Кондак Божией Матери пред иконой Ее Всех скорбящих Радость, глас 6

Не имамы иныя помощи,/ не имамы иныя надежды,/ разве Тебе, Владычице,/ Ты нам помози:/ на Тебе надеемся/ и Тобою хвалимся,/ Твои бо есмы раби,// да не постыдимся.